– Так наркоманы же! – взревел потрясенный мужчина. – Асоциальные типы! Хулиганье из подворотни!

– Не сочиняйте, дедуля. Нормальные ребята. В основном студенты. А Герман Бордюжа – звукооператор. Работает на городской студии звукозаписи. Остальные соседи никаких претензий к нему не имеют.

– Ладно, – прошипел Баранец в спины удаляющейся троице. – Сам справлюсь.

С этого момента для Ильи Петровича другие жильцы перестали существовать. Все свои силы он сосредоточил на Германе. Мужчина завел дневник наблюдений за неприятелем, скрупулезно записывая туда время его прихода, ухода, отхода ко сну, с кем и сколько тот беседует по телефону.

Стены панельного дома, в котором проживали Бордюжа с Баранцом, были настолько тонкими, что каждый из них слышал не только разговоры, кашель и храп соседа, но и точно знал, сколько раз за ночь тот спустил воду в туалете и какой фильм сейчас смотрит. Все, как в анекдоте: «Заезжаю в новую квартиру, думаю: „Интересно, здесь хорошая слышимость?“. „Очень“, – отвечает сосед из-за стенки».

Полное отсутствие конфиденциальности провоцировало конфликты. Не мудрено: один – Жаворонок, другой – Сова. Один хочет послушать музыку, другой – поспать. Один – интроверт, обожающий тишину, другой – рубаха-парень, оживающий лишь в компании многочисленных друзей.

Герман с Ильей Петровичем оказались полными антиподами – людьми с разными биоритмами, разными темпераментами, разными предпочтениями, но… с очень похожими характерами. И тот, и другой умели за себя постоять.

Следующая «стычка поколений» произошла через два дня, когда Бордюже подключили интернет. Тогда-то пенсионер по-настоящему понял, что такое «непрекращающаяся какофония». Герман слушал тяжелый рок, болел по компьютеру за любимую футбольную команду, играл с реальными соперниками в онлайн-игры, общался по скайпу со всем белым светом. Вел себя так, будто жил в бункере, а не в панельке с «папирусными» стенами.

Из-за него Илья Петрович, смотревший по вечерам «Ментовские войны», перестал понимать: кто в очередной серии – плохие парни, а кто – хорошие ребята. Старик стучал соседу в стену, звонил ему в дверь. В конце концов, написал письмо угрожающего содержания и забросил его на балкон Бордюжи.

Ответ на свое послание мужчина обнаружил, «не отходя от кассы». На бельевой веревке, рядом с трусами и майками Германа, висел закрепленный прищепкой плакатик: «Дед, иди в баню!».

Наутро Баранец подстерег молодого человека на лестничной площадке и уже набрал полные легкие воздуха, чтоб изрыгнуть всю бурю переполнявшего его негодования.

«Можете жаловаться на меня в ООН, Европейский суд по правам человека и даже папе Римскому, – произнес молодой человек, вставляя пенсионеру в руки согнутый вчетверо листок. – Но лучше молитесь. Говорят, помогает».

На листке оказалась отпечатанная на принтере «Молитва человека пожилого возраста»:

«Господи, ты видишь, что я состарился. Удержи меня от рокового обыкновения думать, что я обязан по любому поводу что-то сказать. Спаси меня от стремления вмешиваться в дела каждого, чтобы что-то улучшить. Охрани меня от соблазна детально излагать бесконечные подробности моей жизни. Опечатай мои уста, если я захочу повести речь о недостойном поведении молодежи. Не осмеливаюсь просить тебя улучшить мою память, но приумножь мое человеколюбие, усмири мою самоуверенность, когда случится моей памятливости столкнуться с памятью других. Аминь».

«Какая наглость! – выдохнул Баранец. – Да я до сих пор без очков читаю! И зубы у меня все свои. А память такая, что фору дам десятку подобных дрыщей. Ишь, проповедник нашелся!».