– Сука, – внезапно прозвучал голос за его спиной и так его напугал, что он подскочил. Голос принадлежал его матери, а такой тон она приберегала только для тех случаев, когда он играл слишком близко к дороге в мотель или когда искала бутылку. Его глаза невольно широко раскрылись, и он посмотрел вдоль коридора в поисках помощи.

Но в коридоре не было ни души.

Надеясь, что ошибся, он обернулся и увидел, как изменилось лицо матери. Ее красивые ангельские губки кривились, ноздри раздулись, она в упор уставилась на снимок. Где-то в глубине ее тела зародилось рычание. Сделав еще два шага к фотографии, она посмотрела на женщину так, словно та бросила ей вызов. Потом начала лихорадочно шарить в сумочке, и Кристофер, понимая, что она собирается сделать, схватил ее за руку и попытался увести прочь, но она вырвалась. Она нашла то, что искала, и бросилась к фотографии в рамке.

Кристофер услышал звон разбившегося стекла и увидел, как по снимку потекли капли. Он подбежал к матери, схватил ее за руки и повернул ладонями вверх в поисках порезов, но вместо них увидел, что она схватила бутылочку с красным лаком для ногтей, запустила ею в дешевую рамку и разбила стекло. Лицо таинственной незнакомки ниже челки теперь скрылось под лаком «Сахарное яблоко № 16». Кристоферу показалось, что он наглотался камней.

Мать внимательно рассматривала фотографию, которая приобрела какой-то зловещий вид, и внезапно одним решительным движением сорвала ее со стены, так что маленькие металлические крючки разлетелись по коридору, подобно шрапнели. Мать в приступе ярости втоптала рамку в ковер, теперь усеянный пятнами лака, похожими на капельки крови.

– Мамочка. – Мальчик поднял дешевую коричневую сумочку из кожзаменителя, брошенную на пол и теперь лежащую под фотографией Софи Лорен. – Мамочка, – повторил он громче. – Нельзя этого делать. Посмотри на меня.

Сначала она послушалась, бормоча под нос что-то непонятное, пока он уводил ее прочь. Он вслушивался, стараясь разобрать нечленораздельные слова. Она смотрела на него тем ничего не выражающим взглядом, которого он так боялся. Он ее терял. Нет, нет, нет. Он старался вспомнить, в каком городе они находятся. Здесь не было никого, кто мог бы ему помочь. Как он позволил этому случиться? Он на мгновение поверил ей, поверил, что их жизнь вот-вот наладится. Мальчик смахнул с лица пот, он чувствовал, как у него трясутся ноги. Старая сотрудница отеля в Сильвер Армз всегда знала, что надо сделать, когда его мать становилась такой, давала ей одно из «секретных лекарств», которое ее на короткое время успокаивало, несмотря на то что у них никогда не было денег, чтобы заплатить за него. Старушка из Армз, по-видимому, жалела Кристофера, но люди за стойкой регистрации этого отеля были совсем другими.

– Мама, нам надо идти в номер. – Он чувствовал подступающие к глазам слезы. Кроме этого красивого создания у него не было никого в целом мире. Он часто и неглубоко дышал, втягивая воздух мелкими порциями, чтобы не потерять сознание. – Мамочка.

Она показала пальцем на осколки, разбросанные по полу.

– Я больше никогда не желаю видеть ее проклятое лицо. Ты меня слышишь?

Кристофер посмотрел на кучку мусора на полу. Никто больше никогда не увидит лица этой женщины. Этого его мать добилась. Он торжественно кивнул, будто давал ей клятву. Это было легко. Он никогда раньше не видел эту женщину до сегодняшнего дня. Он мог согласиться на ее условия.

– Ты ее никогда больше не увидишь. Я обещаю. Давай только пойдем в наш номер. Они говорили, что мы можем заказать один ужин каждый вечер. Ты любишь рыбу. Может, у них есть рыба под соусом тартар. – Он взял ее руку своей маленькой ладошкой. – Пойдем, просто пойдем к себе в номер… пожалуйста. – Он чувствовал, что сгибается почти пополам. – Пожалуйста, мама, пожалуйста. – Съеденный ранее сэндвич неудержимо рвался наружу из его нервно сжимающегося желудка. Кристофер нагнулся, и его вырвало жареным сыром из придорожного кафе на новый ковер отеля.