– Наверное, ты прав, ты ещё можешь рассуждать абстрактно. Я – уже не могу. Когда тебе надо кормить детей и внуков, логика отступает, и начинаешь играть в игры идиотов.

Ганичев шагнул к полке с заявками.

– Ты думаешь мне не тошно лопатить эти курганы тины? Ноблесс оближ. Я – профессиональный патентовед, и стараюсь подходить профессионально, найти прототип, грамотно написать формулу, чтобы прошла экспертов. Я всё меньше и меньше гляжу на то, что они пытаются защитить.

Он взял со стола верхнюю папку.

– Вот, например, ваша вращающаяся насадка. По сути – бред сивой кобылы, всё давно известно, но результат зависит от того, как повернуть. Смотри, новизну я выжал, экономический эффект подтверждён, а главное – список авторов корректен. Все здесь, никто не забыт: и Ложакин, и генеральный, и товарищ референт министра, и даже генерал-майор. Принцип простой: чьё ведомство платит, тот должен быть включён всенепременнейше, даже если он предмета в глаза не видел. Максимальное вознаграждение обеспечено, как только придёт положительное решение. Все получат по куску, и Каменский получил бы, сколько остальные, хоть он, пожалуй, единственный, кто это писал и изобретал. Жаль, что тебя уже нельзя включить…

Юрий Сергеевич перевел дыхание.

– Да нет, не жаль, – услышал он в ответ. – А Каменский, может, оттого и умер, что толпы дармоедов не вынес. Я себе задачу поставил: посмотреть, сколько времени я здесь продержусь, не участвуя в ритуальных плясках. Пока всё идёт нормально: за семь лет научной работы – ноль научных публикаций и ноль авторских. – Саша откинулся на спинку стула. – А за помощь вам огромное спасибо, Юрий Сергеевич, без вас я бы погиб. Формулу изобретения написать, на мой взгляд, на порядок сложнее, чем изобрести.

– Если хочешь знать, твоя «Королевская змея» – это, пожалуй, единственная на моей памяти заявка, имеющая хоть какую-то реальную ценность. Может, поэтому я с тобой и занимаюсь. Ты себе не представляешь, что мне пытаются всучить, – Ганичев бросил на стол ещё одну пачку бумаг, перевязанную бечёвкой. – Вот, например, детище нашего знаменитого одноосного упрочнителя Полстернака, вглядись в эту схему. Смотри внимательно.

Саша с интересом развернул синьку. Под титулом «Установка непрерывной продольной ориентации» было изображено нечто, удивительно напоминающее паровую телегу братьев Черепановых.

– Скажите мне, что я не прав, Юрий Сергеевич, – произнес он через пару минут, – но ведь это же вечный двигатель?

– Именно, именно! – вскричал Ганичев. – Perpetuum mobile во всей красе! Смотри, здесь стержень входит в камеру, отсюда выходит, и всё это просто потому, что в камере повышается давление! И никто не знает, каких трудов мне стоило остановить этот нонсенс. А ты, собственно, чего ждешь от авторского свидетельства? – продолжил он после паузы. – С твоей одинокой фамилией никто это внедрять не станет. А если и станут, про тебя просто забудут. Даже приоритет – штука неопределённая, обойти тебя сможет любой, если захочет.

– Я знаю, не в этом дело. Просто я слышал, что они там во ВНИИГПЭ очень дотошны, если найдут что-то похожее, ни за что не пропустят.

– Это точно, не пропускать – это их главная задача.

– Что мне и надо, не хочется велосипед изобретать. Ну и спортивный интерес, если хотите.

– И что это мне так везет на интеллектуальных спортсменов? Вон, трофеев – полная полка…

Юрий Сергеевич вытянул из-за книг толстый рулон потрёпанного ватмана. Как зампарторга, он был облечён обязанностью куратора стенных газет. Всякий здравомыслящий, а уж тем более занятый наукой индивидуум старался от участия в настенном творчестве увильнуть. В результате редакции стенгазет постоянно обновлялись зелёными молодыми специалистами, ещё не потерявшими студенческий задор. Задача Ганичева заключалась в цензуре, коррекции, а иногда и в конфискации идеологически невыдержанных опусов.