– Что?! – хором переспросили Грач Врач и Барсук Старший.

– Лысые грачи и лысые барсуки – такие у него бывают фантазии, – мстительно повторила Мышь.

– Какая подлость! – воскликнул Стриж. – Какая вы интриг!.. триг!.. триг-триг-триг-триг-триг!.. интриганка! – Он возмущённо защёлкал клювом. – Я поделился с вами самым сокровенным. А вы!..

– Боюсь, господин Стриж, из потерпевшего вы превращаетесь в подозреваемого, – строго сказал Барсук Старший. – У вас был мотив для ощипа Мадам Куку. У вас случаются помутнения рассудка. Вам снятся лысые звери. Так что, если у вас действительно есть алиби, если вы и правда стригли Песца, пока Щипач расправлялся с вашей сводной сестрой Мадам Куку, и Песец может это подтвердить, – не щёлкайте клювом. Рассказывайте, где скрывается Песец.

– Хорошо. Только передайте Песцу, что я признался под пытками. И что он был и остаётся моим самым ценным клиентом. Если, конечно, Песец всё ещё жив. Потому что ваш Барсукот от меня направился прямо к Песцу. И при этом он был похож на злобный меховой шар с когтями и приговаривал: «Убью негодяя».

Барсукот напряг лапу, с сухим щелчком выпустил обломанный на конце, чёрный от грязи коготь и яростно процарапал на стене корявую стрелку. Затем ещё одну. И ещё. Коготь хрустнул и сломался окончательно, у самого основания. Барсукот зашипел от боли и досады. Опять он позволил эмоциям взять над собой верх. Испортил ещё один коготь. А когти нужно беречь. Это оружие. Целых когтей у него осталось всего шесть штук. Поломанные когда ещё отрастут. Лишиться когтя в бою или карабкаясь по отвесной водосточной трубе – это одно дело. Но лишиться его в припадке раздражения – совершенно другое. Это недопустимо. Даже если весь мир против тебя. Особенно если весь мир против тебя. Он взял уголёк с пепелища и нарисовал ещё одну стрелку, указывающую на чёрный кружок в центре стены. Обвёл несколько полустёршихся надписей. Подобрал обломок когтя и приколол им к чёрному кругу клок белоснежной шерсти. Отошёл на несколько шагов – полюбоваться на обновлённую схему. Барсукот называл её своей Когтеточкой.

Вся стена была испещрена кружками, квадратами, пунктирными линиями и стрелками, вопросительными и восклицательными знаками, цифрами, одному ему понятными сокращениями, схематичными изображениями птиц и их перьев. В паре мест красовались настоящие перья, кривовато приклеенные смолой: перо сыча и перо стрижа, а также хвост ящерицы и кусочек яичной скорлупы. Паутина обозначений, сложная и запутанная по краям, постепенно упрощаясь, сходилась к центру, где многочисленные острия процарапанных и нарисованных стрелок гневно утыкались в единственный угольно-чёрный круг с приколотым клочком белоснежной шерсти и надписью, сделанной большими буквами: «ПЕСЕЦ».

За последние недели Барсукот сменил множество убежищ и в каждом создавал Когтеточку. Когтеточка была его стеной гнева. Его картой возмездия. Когтеточка была его независимым, уникальным расследованием.

Он оброс, линял, чесался от блох, шерсть свалялась серыми колтунами. Его некогда мягкие розовые подушечки лап покрылись мозолями. Поначалу он ещё рисовал на морде барсучьи полоски, а потом плюнул. Какая разница, на кого он похож, если видят его практически одни только крысы. Если сам он видит практически одних только крыс, вернее, одну только крысу. Если ходит теперь подземными крысиными тропами. От заброшенной норы – к полузатопленному подвалу, от подвала – к канализационному стоку, от стока – к гнилому пню, к пустому дуплу, к покинутому гнезду в корнях столетнего дуба и снова – к канализационном люку. До сих пор Барсукот понятия не имел, что возможно перемещаться в пространстве, практически не выходя на свет божий. Новый товарищ, Крысун, стал его путеводной звездой в беспросветном подземном лабиринте со множеством ответвлений, поворотов, ловушек, тупиков и неприметных лазеек.