Облака сгущались над дорогой, загулял ветер, обещая к вечеру всё же нагнать дождя, и Михаил прибавил ход. Вернувшись в свои Ворогуши, Михаил первым делом зарулил к Семёнычу, отдал гостинцы, взамен ему дали лукошко свежих куриных яиц и за отказ наругали.

– Эть ведь как, итить-колотить, – ворчал Семёныч, провожая Михаила до мотоцикла, – Суставы ноють, видать к дождю, а бабка, зараза такая, всё моё лекарство попрятала!

– Что, никакого сочувствия к тебе не проявляет? – сказал, пряча усмешку Михаил, – Так ты ласково попроси, по-хорошему. На вот, я шоколаду купил, думал, может кто в гости заглянет, одну плитку тебе отдам, а ты Клавдии своей подари, да скажи ласково: «Клавушка, милая, только ты на меня поглядела, и суставы ныть перестали!» Точно тебе говорю – выдаст тебе лекарства! Уж чего она тебе даст – таблетку, или пузырь твой – я точно не знаю, но боль твою облегчит точно.

– Вот ещё, шоколад ей, – проворчал Семёныч, но подумав, сказал, – Ладно, давай твою взятку шоколадную!

Поехал Михаил домой, а сам всё усмехался. Тепло так стало на сердце, согревается и сам он возле деда с бабулей его, вроде как душой отдохнул.

Домой Михаил заходил, уже подгоняемый ветром, гнавшим пыль по дороге. Суровая дождевая туча уже закрыла горизонт, наползая своим иссиня-серым брюхом на бор и на деревеньку. Покупки из люльки мотоцикла Михаил таскал в дом уже под первые капли дождя, и буквально через минуту потоки хлынули на землю, прибивая мягкую пыль, застучали по покрытой листовым железом крыше баньки.

Потемнело раньше обычного, Михаил понял, что дождь зарядил надолго, углы дома немного потрескивали, остывая после дневной жары, дома было тепло и уютно. Михаил поставил чайник на походную газовую горелку, прибрал покупки и сел к столу.

Он сам себе не признавался, что подспудно ожидает появления Аделаиды. У него было так много вопросов, на которые, как ему казалось, могла ответить только она. Почему он попал в тот магазин, и кто была та женщина? Что там за куколка попала в его руки и от чего она сгорела? И главное, он не понимал, как же так получилось, как он не обжёгся, держа в руках настоящее пламя, уничтожающее куколку. Было же понятно, что весь жар от этого пламени на себе испытала та женщина.

«Это какая-то магия по типу «вуду», что ли, – размышлял Михаил, – И судя по всему… судя по той куколке, это было против Аллы всё сделано. Может, это и держало её здесь? Тогда теперь, когда куколка сгорела, Алла должна освободиться и уйти… Но, тогда как же быть с Геннадием? Что с ним, или на него тоже у кого-то есть куколка такая… тогда как её найти?»

За окном становилось всё темнее, Михаил зажёг пару свечей и налил себе большую кружку крепкого сладкого чая. Он чувствовал, что ему нужно сейчас восстановить силы, он пил обжигающий чай и немного уже начал сердиться на Аделаиду. Ну вот где она, когда так нужна? Как являться и сидеть тут посреди ночи, напугав Михаила до дрожи – так это пожалуйста!

Допив чай, Михаил перебрался на кровать, сетка сильно просела от старости, и Михаил в который раз подумал, что нужно купить какой-то диванчик что ли. На старом даже лежать невозможно – пружины того и гляди проткнут тебя насквозь.

Похоже, он задремал, потому что даже подскочил, когда его что-то незримое толкнуло в бок. Он стоял у кровати, озираясь в сумраке, дом был пуст, но… Он снова ощутил то самое чувство, которое привело его в тот кабинет в магазине. Ему срочно нужно было идти! Туда, в неутихающий, шумящий в кроне дуба ливень.

Михаил накину на себя старую плащ-палатку, взял в руки фонарик и вышел под дождь. В мутном, сумеречном мареве дождя, который так хорошо скрывал его, и благодаря плащ-палатке, Михаила было почти не видно. А между тем он широким шагом шёл к тому самому мостку, в узком месте перекинувшемуся через речку.