– Как думаете, кому она принадлежала – жертве или нападавшему? – спросил меня Корвус.

Я призадумался.

– Вряд ли такое можно сотворить одним лишь ножом. Да и зачем тогда он бросил его? Полагаю, им бедняга защищался.

– Интересно, что же стало причиной?.. – проговорил Корвус негромко, заворачивая лезвие в платок.

– В этом мире, мессир, есть только три вещи, способные так жестоко расправиться с мужчиной: огонь, море и…

Корвус поднял брови.

– Женщина, – буркнул я. – Учитывая, что беднягу не сожгли и не утопили…

И тут Корвус рассмеялся.

– Друг мой, скоро твоё отношение к дамам известно уже за пределами Эльтозиана. Недаром в свои пятьдесят ты остался убеждённым холостяком.

– Помяните моё слово, мессир, когда мужчина умирает – жестоко и непонятно – виновником всегда оказывается женщина. Вот увидите, мессир, что нет в этом мире большего зла, чем коварная женская натура.

– Ты несправедлив, мой друг.

– Давайте-ка убираться отсюда, – проговорил я. – Пока кто-нибудь не оказался несправедлив к нам.

Небо над нами стало светлее – приближался рассвет.

Когда мы добрались до города, было уже совсем светло. К Трассильхоллу мы вышли с северной стороны. Оказалось, что от места нашего ночлега до Песчаного тракта было рукой подать.

Всю дорогу до ворот мы молчали. Я, не переставая, думал лишь о том, что нечто, убившее парня, могло сделать с нами, если бы вопли умирающего не разбудили нас. Думал о том, куда делся убийца, после того как прикончил жертву. Неужели не заметил наш маленький отряд? Не стал нападать? Мысли о скорой кончине не пугали меня, я был готов встретить смерть бессчётное количество раз, ведь когда ты сражаешься на войне, смерть становится твоей верной спутницей, доброй подругой и, пожалуй, единственной женщиной, с присутствием которой я был готов смириться. Кроме, разве что, жизни, но она, как неверная жена, может покинуть в любой момент. Что до меня, то я привык проживать каждый день как последний. Боялся ли смерти мессир? Его авантюризм меня пугал настолько же, насколько восхищал. О чём он думал, глядя на изувеченное тело, если теперь не проронил ни слова? Он обычно шёл чуть впереди, сейчас же не обгонял, порой даже отставал, а лицо его оставалось беспристрастным.

Впрочем, вполне вероятно, что мессир просто устал – мы ведь провели всю ночь без сна.

– Цель вашего посещения? – рявкнул стражник у ворот какой-то торговке. Этот вопль вывел нас из оцепенения.

– Я сто лет хожу этой дорогой, дурья твоя башка! – не осталась в долгу женщина. – Пропусти меня, чугунная голова, не то твоя матушка тебя не узнает!

– Старая кочерёжка, закрой рот и проваливай отсюда! Северные ворота закрыты, иди на свой рынок через центральные ворота, как все люди!

Корвус заинтересованно поднял брови.

– Добрый день, уважаемый…

– Ага, и тебе того же. Цель посещения? – снова рявкнул стражник, не слушая проклятия травницы. Во всяком случае, я решил, что это была травница, глядя на её поношенное платье с поясом, обвешанным мешочками и связками кореньев, и корзину, полную каких-то растений.

– Мы с моим другом заблудились в лесу, дорога вывела нас к воротам. Нам нужно попасть в Трассильхолл.

– Зачем?

– Попадёте вы, как же! – крикнула нам женщина. – Эти болваны даже своих жён теперь не пускают в эти клятые ворота. До главных полдня пешком!

Корвус снова дипломатично улыбнулся.

– Раньше все ворота были открыты.

– То раньше, – сказал стражник уже спокойнее. – А сейчас был указ герцога – никого не впускать, кто без надобности сюда входит.

– То есть, никого? – улыбнулся Корвус.

– Точно.

– Отчего же такое решение?

Стражник нахмурился, но вместо него ответила женщина.