Герцог оценивающе посмотрел на меня, словно думая, можно ли мне верить.

– Могу я спросить, почему мы провели ночь в камере? Нас обвинили в убийстве… – начал Корвус, но герцог прервал его.

– Вас арестовали, потому как мои люди получили новость, что в город въехали двое чужаков, которые видели очередное нападение. И, более того, прикрывшись моим именем, назвали себя охотниками за монстрами. Капитан тут же отправился за вами, а я послал второй отряд узнать, правда ли было убийство.

– Вы нашли тело? – спросил Корвус.

Герцог кивнул.

– Нашли. То, что от него осталось.

– Тогда скажите, мог ли сотворить такое человек?

Герцог вздохнул.

– Люди, Фларэтти, могут сотворить что угодно.

Но, судя по его виду, герцог уже понял, что от нас ему нет никакого толку, и единственное наше преступление – враньё, которое мы себе позволили у ворот.

– Как вышло, что вы оказались там?

– Поверьте, не специально, – буркнул я машинально.

Лаэрт посмотрел на меня нахмурившись, но промолчал.

– Наткнулись по пути в город, – ответил Корвус. – Мы не видели, кто его убил, но слышали крик, потому и решили помочь, но было слишком поздно.

– Вы ехали… Через лес? – спросил герцог.

Корвус улыбнулся.

– Я сбился с пути, – проговорил он. – Думал, так будет быстрее, чем по Песчаному тракту. На карте была дорога.

Герцог осмотрел нас странным взглядом. Ещё бы: я бы тоже не поверил.

– Почему проникли в город, прикрываясь моим именем? – Спросил он, глядя ему прямо в глаза.

– Потому что ваш стражник не хотел нас впускать, – честно признался мессир, пожав плечами.

– Знаете ли вы, что за такую ложь вам полагается провести в камере не одну ночь, а всю оставшуюся жизнь? – спросил герцог, прищурив глаза.

Корвус кивнул.

– Полагаю, это было моей ошибкой, – негромко отозвался он. – Если так велит ваш закон, я, конечно, ему повинуюсь. Однако… Герцог, вы человек чести? – вдруг спросил Корвус, склонив голову.

Тот вновь удивлённо поднял брови.

– Как и все, Фларэтти.

– В таком случае считаете ли вы честным и справедливым упрятать за решётку человека, который не проронил ни слова там, у ворот, и даже не произнёс вашего имени?

– Я не понимаю, к чему вы…

– Мой друг, – проговорил он негромко, но тоном, который не требовал возражений, – стал свидетелем моего недостойного поведения, но он никоим образом не преступил границ закона. И я прошу Вас отпустить его.

– Мессир… – не удержался я.

Корвус закрыл глаза. У меня рухнуло сердце: вся наша история сейчас полетит к чертям.

– Мессир? – Казалось, удивляться Лаэрту уже надоело. – Нечасто я видел, когда «друг», – он произнёс это слово с нажимом, – называет своего спутника «мессиром». Только если один из них выше по статусу. Я задам вопрос ещё раз, и подумайте хорошенько, прежде чем отвечать. Кто вы, Корвус Фларэтти?

Он вздохнул и улыбнулся. Я напрягся и поёрзал, пытаясь убедиться, что печать Его Высочества всё ещё при мне.

– Мой друг не соврал ни в чём, – после недолгой паузы ответил Корвус. – Он просто не сказал, что по старой привычке зовёт меня так, как должен был звать во время последней битвы при Харроудэйне. Вы помните такую?

– Я сражался в двенадцатом полке.

– Мой отец был в третьем.

– Том, что попал под обвал?

– Так точно.

Я смотрел на Корвуса и удивлялся: как ему удалось сохранить самообладание? Тем более, сейчас. Я помнил третий полк. Я даже знал, о ком он говорит. Фобас Арен был отцом его лучшего друга, Салема. Они попали в засаду, двигаясь на север. Горцы встретили их на перевале и завалили горную тропу. Она просто рухнула вниз. Корвус был ещё совсем юн тогда – лет двенадцать, не больше. Горячее стремление сына вступить в армию и пойти в бой Его Высочество принял с гордостью, но не позволил наследнику рисковать жизнью на передовой, поэтому они с Салемом остались в тылу, служили оруженосцами. Весть о гибели Фобаса заставила Салема покинуть службу и вернуться к матери. Больше они с Корвусом никогда не встречались.