– Вы же в первый раз едете на поезде? Это еще что, вот доберемся до Сеула, и вы еще увидите такие вещи, которые вам даже в самых смелых снах не привидятся, – заметила Дани. – О, посмотрите, какой вид за окном!

Девочки припали лицами к стеклу. Отливающий перламутром диск солнца уже преодолел половину влажно-матовой поверхности летнего неба.

– Эта железная дорога связывает не только Пхеньян и Сеул. Она простирается с самого южного конца нашего полуострова до уезда Ыйджу на границе. Оттуда уже можно поехать на Запад, в Пекин и Шанхай, или на Север, в Маньчжурию, Сибирь и даже Европу! Только представьте, как далеко можно уехать и сколько всего можно повидать!

– А к чему куда-то ездить? Там же сплошное варварство вокруг, – провозгласила Лилия. В ее тоне неожиданно проявились нотки матери. Но Яшма все же отметила, как на единое мгновение озарилось лицо Луны при упоминании того, что скрывалось в заморских краях. А сидевшая рядом Дани с полной сосредоточенностью всматривалась в горизонт, словно одного взгляда ее самоуверенных глаз было достаточно, чтобы она мигом перенеслась через окно на край земли.

Что касается самой Яшмы, то она не была уверена, что ей хотелось ехать куда-либо. Прежде у нее не выпадала возможность задаваться такими вопросами, а при возникновении любых неопределенностей она чувствовала опустошенность. Еще хуже для девочки было то, что присущее ей любопытство нельзя было назвать искренним. Книги, которые ей особо нравились, не учили чему-то новому, а рассказывали о уже давно известных вещах, просто особо утонченным образом. Воображение Яшмы вертелось по знакомому кругу изведанного и близкого. Ее мысли были скорее подобны струям фонтана, чем потоку реки. В особенности когда дело доходило до осмысления своей собственной жизни. Могла ли она стать чем-то сверх ожиданий окружающих? Яшма была уверена, что воображение Дани представляло собой океан возможностей, даже когда та была ребенком, и допускала, что ей не суждено стать даже наполовину столь же блистательной или что – мысль еще более ужасная – Дани тоже так считала.

На закате дня поезд, напоминая возвращающегося в родное стойло утомленного коня, медленно вполз в железнодорожный вокзал в Сеуле. Как только девочки ступили на платформу, их окутал плотный, физически осязаемый столичный воздух. Их встретила неизвестность, играющая всеми оттенками оранжевого и фиолетового. Яшму более всего поразило, сколь чужеродными смотрелись люди, толкавшиеся вокруг нее. Да, чужаками для нее были и люди, населявшие Пхеньян, однако в их толпе она могла распознать что-то родное, ей были знакомы их внешность, издаваемые ими звуки, выражения их лиц. Среди них она чувствовала бы себя в безопасности. Ощущения от сборища незнакомцев, теснившихся в Сеуле, были совершенно иными. В них чувствовались большее самообладание, целеустремленность и безразличие, которые она уже ощутила на себе благодаря знакомству с Дани. Сеульцы раздраженно обходили замешкавшихся девочек. Потоки людей заполняли огромную привокзальную площадь. Выстроившиеся беспорядочными рядами уличные торговцы и рикши всеми силами пытались привлечь к себе внимание прохожих. За площадью высилась отдельным столпом гигантская каменная арка, украшенная навершием с сине-черной черепицей. По сторонам монумент обступили, словно орава проголодавшихся щенков, магазинчики и прочие причудливые строения.

– Это Великие южные ворота [19], – пояснила Дани, когда они забрались в повозку рикши. – Их встроили лет эдак пятьсот лет назад в стену замка. Стена здесь еще была, когда я только приехала в Сеул. Это было грандиозное зрелище, скажу я вам. Стены уже давно снесли японцы. Аляповатые электрические столбы – еще одно нововведение.