– Яшма у нас самая лучшая в классе поэзии. Когда она зачитывает строфы классиков, кажется, будто поют иволги. И ты не видела, как она играет на дворе с подружками. Очаровательный ребенок, – попробовала продолжить наступление госпожа Серебро.

– Прости меня за эти слова, но мелкие проявления очарования как-то не особенно обнадеживают меня и не доказывают, что в ней есть хоть какое-то своеобразие. Охотно верю, что твое дитятко – просто зайчик за играми. Но одной бойкости мало. Вот у твоей младшей дочери куража на нескольких человек хватит! И пусть ей с внешностью не повезло, в этом-то она явно пошла в тебя… – Дани засмеялась. Лицо госпожи Серебро оставалось мрачным.

– Мне кажется, ты чрезмерно строга, Дани. В конце концов, Яшме всего десять лет. А подрастающие дети меняются десятки раз за год, – заявила госпожа Серебро. – Все, что я могу сказать: она достойна внимания. Я повидала достаточно людей на своем веку и знаю, о чем говорю.

Дани вновь склонила красивую головку набок, издав едва слышный звук, который, как решила для себя Яшма, напоминал вроде бы «кхм». Девочка попыталась было проявить ту изюминку, которую искала в ней Дани, – возможно, видимость непринужденного ликования, которая была свойственна Лилии. Однако даже в отсутствие особой горделивости Яшма не могла выдавить из себя улыбку, когда ее так беззастенчиво препарировали. Слезинка грозила вырваться из правого глаза, и девочка усилием воли вернула ту на место.

– Ну что же, милая сестра… – произнесла Дани со вздохом. – Буду откровенна: я не уверена, что эта девочка будет способна зарабатывать себе на жизнь в качестве куртизанки. Ей не хватает чувственности. И, если уж честно, а что от нас еще требуется мужчинам? С другой стороны, она слишком изысканная, чтобы снискать успех в качестве первоклассной прачки. Она застряла где-то между двумя крайностями. Разве ты сама этого не видишь? Но ты мне кузина, да к тому же давняя подруга. И чтобы сделать тебе приятно, я, так и быть, возьму ее в ученицы, – заключила она, отворачиваясь от Яшмы и отсылая ту королевским взмахом руки.

Пятясь, Яшма покинула комнату и побежала рассказывать Лилии о том, что произошло. Ей было абсолютно непонятно, почему Дани отнеслась к ней без особой симпатии и в то же время позитивно оценила Лилию, а госпожа Серебро – наоборот. Было удивительно слышать рассуждения о том, что у подруги есть особый шарм, до которого ей, несмотря на более приятную внешность и познания в литературе, было далеко. Однако Яшму не сломила эта мысль. Как раз наоборот, она чувствовала облегчение по поводу того, что их с подружкой признали идеально дополняющими друг друга противоположностями: Яшма – наблюдательная, умная и трудолюбивая; Лилия – темпераментная, привлекательная и уверенная в себе. Подругам никогда не пришлось бы конкурировать за сердца одних и тех же мужчин или за одни и те же земные радости, как бывает с приятельницами, которые слишком похожи. Яшме подумалось, что каждой из них даровано по половинке единой судьбы, по одному крылышку, чтобы бок о бок дрейфовать по этому миру. Вдали друг от дружки им не суждено было прожить полноценную жизнь.

Зайдя в поезд, Дани выбрала для девочек места в конце вагона, друг напротив друга. Они тихо сидели, молча провожая взглядом поля за окном, пока те не утратили ясные очертания. Стайка воробьев какое-то время пыталась нагнать поезд, но, утомившись, наконец отстала.

– Несемся быстрее пташек! – полушепотом заявила Лилия. Дани наградила ее снисходительной улыбкой. Для всех уже было предельно очевидно, что в Лилии Дани подкупало неизменное присутствие духа, а в Луне – внешность и ореол трагичности. Яшма ощущала даже не столько обиду, сколько смущение перед фактом, что она находилась в самом конце списка людей, которым Дани была готова уделить хоть малую толику заботы.