Табита была о книгах другого мнения. И имелось их у нее, по ее же словам, невероятно много.

– Я обожаю читать, – вдохновенно призналась принцесса, когда обе девушки вышли продышаться в предбанник и сели там, укрывшись льняными полотенцами. – Обычно читаю триста книг в год.

– Триста? – у Лили от удивления глаза на лоб полезли. – Ничего себе. Наверное, ты очень умная.

– Мне так не кажется. Чем больше я узнаю, тем скорее понимаю, что все мои знания – лишь ничтожная крупица в огромном океане мудрости.

Лили успокоила ее:

– У меня и той крупицы нету. Тс-с-с! –       Прижав палец к губам, она скользнула в помывочную, ковырнула в печи совком. Вернувшись с горстью тлеющих углей, пояснила: – Кто-то опять под окном шуршал. Вот я ему сейчас покажу, как подглядывать.

С этими словами она приоткрыло маленько окошко и швырнула угли наружу. Послышалась возня и злое шипение. Тихие шаги быстро утонули в цикадном звоне.

– Это не из наших, не из деревенских, – хмуро произнесла Лили. – Наши подглядуны обычно орут, а этот терпел.

– Значит, все же охранник.

Лили переглянулась с принцессой.

– Тогда извинись перед ним за меня. И скажи, что все равно он был не прав. Под окном бани не лучшее место для дозора.

Она хотела добавить что-то еще, когда в дверь оглушительно постучали.

– Госпожа! Госпожа принцесса! Я могу заглянуть? Вы одеты? Это важно!

Лили и Табита снова переглянулись. Замотались в свои полотенца до ушей.

– Войдите.

Дверь приоткрылась, и в помещение заглянул встревоженный мужчина. Лили видела его среди воинов, прибывших вместе со знатными гостьями.

– Что случилось, сэр Бонем? – с тревогой поинтересовалась Табита.

– Я был приставлен, чтобы охранять вас, госпожа. Стоял на посту вон под тем деревом, что у пруда, напротив этого входа. Все было тихо, а потом из окна вылетели искры и кто-то убежал в кусты. Тут был кто-то чужой. Я его не заметил, простите госпожа! Вам ничего не сделали?

– Нет, все в порядке, – мило улыбнулась Табита.

– Ты опоздал, служивый, – раздулась от собственной удали Лили. – Я сама разобралась с негодяем – поджарила ему зад отборными углями.

– Это хорошо, – оценил поступок девушки верный страж. – Утром мы опознаем негодника по ожогам.

Лили нахмурилась.

– Этот точно не Нерковский был. Наши-то обычно орут, как свиньи резаные, если их кипятком из окна окатить или углями осыпать. Да и, сказать по правде, научены они уже горьким опытом. Только сильно выпивши и раздурившись рискнут к женщинам в бане подойти. Точно не наш.

Охранник тоже нахмурился и побледнел.

– Чужие, значит?

– Скорее всего.

– И часто к вам чужаки заходят?

– Нечасто. С вами, видать, пришли…

Госпожа Иханна восседала на белоснежном жеребце. Йон ехал на гнедой тонконогой кобыле. Гривы лошадей, заплетенные в сложные косы, спускались почти до земли.

А вокруг простирались горы, высокие, острые, вечные. Сверкали на вершинах далекие ледники. Ручьи наполняли воздух мелодичными переливами. Играли в кустарниках цветные птицы, и ловкие ящерицы, будто сплетенные из цветастого бисера, прыскали в камни из-под копыт.

Эта земля, прекрасная и дикая, лишь формально принадлежала Куттану. Вотчина хати – раньше их тут проживало довольно много – теперь стала заповедной территорией для простых смертных.

Иханна обвела взглядом крутые отроги.

На некоторых из них до сих пор проступали силуэты ажурных замков с тонкими шпилями – заброшенные жилища духов. Раньше тут проживало много хати. Теперь она одна осталась – владычица рек и ручьев, звонких и ледяных, смеющихся днем в свете солнца, а ночью в мерцании звезд…

– Мама, скажи, а великие хати умирают? – оторвал ее от мыслей чистый голос сына.