Гоняю ложкой мясо в бульоне, поглядываю на сестру.

— Вкусно? — отодвигаю от себя тарелку.

— Угу, — кивает и продолжает есть. — А ты не хочешь? — поднимает на меня глаза.

— Кушай. Не отвлекайся.

Динара продолжает есть, а я стараюсь не дышать. Бульон получился ароматный — я туда всяких приправ добавил. Но даже этот аромат не может перебить сладкий запах девочки. С ума уже схожу. Мыслей о еде нет — все о ней.

— Спасибо большое. — Доев, довольная сестра откидывается на спинку старого стула. — Безумно вкусно, — улыбается.

С голодухи-то, конечно, вкусно…

Я снова сижу с кислой миной и смущаю этим Динару. Бедная не понимает, почему я так реагирую. А я не могу иначе. В башке такой кавардак творится, что самому жутко.

— На здоровье, — выдаю холодно.

— Так наелась, что жарко стало, — Динара оттягивает майку на груди.

Хочется выдать ей паранджу. Или заорать — прикройся! Ну невозможно же!

Я и так держусь из последних сил, чтобы не повалить её на кухонный стол и прям тут её... А от такого декольте у меня крышка на макушке скачет.

— Пойду воздухом подышу, — встаю и быстро выхожу из дома.

Снова воду на себя лить? Так у меня с ночи ещё одежда не высохла, и ветерок прохладный дует. Остыть должен, но не остываю. Кажется, я только больше нагреваюсь.

Как, твою мать, теперь это развидеть?!

Моё влечение к жене Тимура растёт с каждой минутой. И до критической отметки осталось совсем немного. Скоро рванёт.

Сплёвываю под ноги и сквозь гул в голове слышу рычание мотора вдалеке. Гости? Их только не хватало.

Стою, принюхиваюсь. Пахнет дизельным топливом, и ещё какой-то запах есть… Знакомый. В носу до сих пор стоит аромат сестрёнки, из-за этого обоняние пашет процентов на пятьдесят. Хрен с ним, подождём.

Чтобы время зря не терять и не сходить с ума по девочке, решаю заняться работой. Стягиваю с себя влажную майку и берусь за топор. Надо разрубить чурки, которые вчера привёз.

— Карим! — из дома высовывается сестрёнка.

У меня вибрация по телу от собственного имени её голосочком…

— Что ещё? — оборачиваюсь.

— Ты тут будешь, да? — ресничками наивно хлопает.

— Дров нарублю, — демонстрирую ей топор. — А ты отдохни пока. Вечером баня.

— Ага… — соглашается, а глазками мой голый торс сканирует.

Хочется рявкнуть, чтобы рыжеволосая искусительница перестала так на меня смотреть. Не мальчик давно, опыт с бабами приличный. Знаю я этот взгляд.

— В дом иди, — даю строгости в тон.

А то накажу нафиг! Допросишься.

Уходит. А я снова принюхиваюсь и прислушиваюсь. Близко совсем гости. Оборачиваюсь и вижу тачку на лесной дороге. К моему дому мчит.

Вздохнув, втыкаю топор в чурку. Будем встречать.

Вспомнил я этот запах. Лучше бы не вспоминал. Много лет не видел этого волка и не планировал.

— Здравствуй, Карим, — из машины выходит бета моей бывшей стаи.

Ля, как постарел-то! Назим был крепким волком с чёрными, как смоль, волосами и глазами. Теперь передо мной ссутулившийся оборотень с седыми висками и выцветшей радужкой. Время никого не щадит.

— Ты какого хрена тут забыл? — решаю обойтись без вежливости. — Как ты вообще меня нашёл?

— Кто ищет, тот найдёт, — Назим идёт ко мне. — Здравствуй, говорю, — тянет мне руку.

— Здоровее видали, — ухмыльнувшись, игнорирую приветственный жест беты. — Чо хотел?

— С новостями я к тебе, — убирает конечность и вздыхает. — Сегодня утром умер наш альфа.

Отец крякнул? Что ж, Луна ему судья. На том свете за всё, что здесь натворил, ответит.

— Соболезную, — больше сказать мне нечего.

— Приходи завтра на прощание. Ритуал будет в полночь.

Что он сейчас сказал? Мне не послышалось?

Назим только что позвал меня проводить отца в последний путь. Отца, который ненавидел меня — своего родного сына — как самого лютого врага. Отца, который видел во мне конкурента и не доверял мне ни на йоту. Отца, который инициировал моё изгнание из стаи. Отца, который вычеркнул меня из семьи навсегда.