– Эй, курдаш[4], ты из какого аула?

– Из Верхнего Казанища.

– Тогда проезжай, ты не можешь знать того, что происходит выше Казанища.

– Эй, кунак, счастливого пути, откуда едешь? – спрашивал Гаджи-Магома очередного путника.

– Из Кадара.

– Ты видел Нажмутдина из Гоцо с аскерами?

– Видел, в Дженгутае они.

– В Шуру собираются?

– А ты что, собираешься в гости звать его к себе? – ответил вопросом на вопрос весёлый верховой.

– А как же, барана приготовил, угощать буду.

– Потерпи малость, сегодня вечером доест в Дженгутае бычка, завтра до твоего барашка доберётся.

Старик возвращался в мастерскую, придвигал треножку к мангалу[5], грел озябшие руки.

– Гости, значит, у зятя, – бормотал он.

– Кто? – спросил Джавад.

– Нажмутдин.

– Дочь за дженгутайцем?

– Нет, сестра.

– А ты знаешь Гоцинского?

– Как не знать соплеменника? Не только в Аварии, весь Дагестан знает его.

– Большой человек?

– Очень. Выше меня на две головы, а толще раз в десять.

– Сильный, значит? Расскажи о нём, – попросил Джавад.

– Расскажу, коли интересуешься. Человек может стать известным и влиятельным, если обладает большим умом или состоянием. Нажмутдин – человек богатый, учёный-арабист. Покойный отец мой был мюридом Шамиля. Он близко знал Доного-Магому, отца Нажмутдина. Рассказывал, что не отличался Доного-Магома мужеством, храбростью. Зато хитрости, коварства в нём было хоть отбавляй. Смелость его заключалась в заносчивости перед теми, кто стоял ниже. Угодничество перед возвышенными доходило до самоунижения. Обладая этими свойствами, честолюбцы и властолюбцы иногда достигают высокого положения. Достиг своей вершины и Доного-Магома.

Назначил непревзойдённый, доверчивый имам Шамиль его наибом в нашем обществе. Достигнув власти, Доного-Магома предал забвению законы шариата. А в те времена изустные законы наиба и хана имели силу большую, нежели царские или предписанные Кораном. Никто не мог противостоять безапелляционному суду местных владык. За правдой ходить было далеко. Вначале Доного-Магома делал вид, что служит верой и правдой великому имаму. Но когда звезда громкой славы и блестящих побед Шамиля стала клониться к закату, переменился и Доного. А в критические дни, когда преданный печалям и молитвам вождь горцев устремился к последней твердыне – Гунибу, Доного не только предал его за ломаный грош царским властям, но и поднял оружие против того, кто дал ему власть и состояние. В награду за такое предательство Доного был назначен наибом округа. Бедный отец мой говорил: «Не пойдёт впрок богатство, облитое слезами и кровью ограбленных». Но Аллах миловал разбойника. Дожил Доного-Магома припеваючи до конца дней своих. Живёт сейчас сын его, пользуясь незаслуженной славой. Учили Нажмутдина в медресе. Оставил ему Доного в наследство тысячи голов скота, обширные пастбища, богатые кутаны.

Нажмутдин унаследовал от родителей властолюбие. Ещё до отречения российского пачи – царя от престола связался он через послов своих с турецким султаном, помощи у него просил, хотел захватить власть во всём Дагестане. У султана, видимо, были свои намерения, не помог Нажмутдину. Но всё-таки богатым не только Аллах, вся нечистая сила помогает. Какие бы ни происходили перемены во власти, избирают Нажмутдина в советники, возводят в чины, даже не видя его лица.

Избрали его членом исполкома в Шуре. На большом совете кавказской знати во Владикавказе назначили его муфтием[6] Северного Кавказа и Дагестана. Летом в Анди[7]собрались шейхи, кадии, муллы из Дагестана, Чечни и сказали Нажмутдину: «Будь нашим имамом». У народа не спросили. Да стоит ли спрашивать тех, кто из-за куска хлеба становится на сторону силы. Далеко пойдёт сын Доного. Для его чрева мало одного округа, он способен поглотить целые страны.