Словно нарочно, Варенька выбрала именно ту арию, которую Александр Корф когда-то слышал в обществе Амалии, вскоре после их свадьбы. Он помнил даже цвет занавеса в том театре, помнил, как выглядел тамошний дирижер. А вот Амалия, кажется, все забыла, как видно по ее рассеянному лицу. И это почему-то резануло по сердцу барона больнее всего, как будто вместе с воспоминанием о той опере она вычеркнула из своей жизни и его самого, его присутствие, которое (он совершенно точно знал!) одно лишь и имело когда-то значение для нее.

– Может быть, попробуем еще? – спросил Никита у Вареньки.

Девушка стала отнекиваться, но Анна Владимировна принялась уговаривать племянницу, и к голосу хозяйки присоединились почти все гости. Пришлось Вареньке спеть еще четыре арии, но под конец она устала и начала немного сбиваться.

– Простите, – сказала она, разводя руками. – Я… кажется, я больше не могу.

Никита поднялся и очень галантно поцеловал ей руку.

– Вы были великолепны! – искренне воскликнул Преображенский. – И для меня было честью аккомпанировать вам сегодня!

Как будто для того, чтобы окончательно изгнать еще царящий в комнате дух музыки, заскрипели кресла, кто-то закашлялся. Мужчины громко заговорили, женщины шуршали платьями и перебрасывались замечаниями. Де Молине взглянул на часы и, пробормотав: «Кажется, мне решительно пора», – поспешил вниз. Павел Петрович улыбнулся жене. Вечер явно удался, и у него были все причины быть собой довольным.

Амалия подошла к Верховским, чтобы попрощаться. Билли следовал за ней кроткой тенью, не переставая одним глазом следить за опасным бароном Корфом, который все еще маячил поблизости.

– Благодарю вас за доставленное удовольствие, – пожала Амалия вялую руку Анны Владимировны. – А где маэстро Беренделли? Мой кузен хотел бы поблагодарить его за предсказания, которые он сделал.

– Черта с два! – прошипел Билли за ее спиной. – Он мне такого наговорил…

– Билли, – тихо и выразительно проговорила Амалия, – не надо быть невежливым. Если ты хочешь знать свое будущее, то должен быть готов к тому, что кое-что в нем может тебе не понравиться. Разве не так?

«И почему она всегда права?» – с тоской подумал Билли.

– В самом деле, – смущенно вставил Митенька. – Маэстро так и не присоединился к нам.

Павел Петрович и Анна Владимировна переглянулись.

– Надеюсь, с ним все в порядке, – сказал Павел Петрович. – Сейчас, баронесса, я провожу вас, только гляну, как там синьор Беренделли.

Билли взял Амалию под руку, и они двинулись вслед за хозяином дома к малой гостиной. Митенька, который понял, что Амалия уходит и увидит он теперь ее неизвестно когда, увязался за ними. Юноша искал, что бы такое сказать умное, чтобы произвести подобающее впечатление, но ему ничего не приходило в голову.

Через минуту гости Верховских услышали сдавленный крик, а еще через мгновение Павел Петрович, как ошпаренный, вылетел из малой гостиной и помчался вниз по лестнице, крича на ходу:

– Венедикт Людовикович, вы еще не ушли?

Он догнал доктора уже у парадной двери и ухватил его за рукав.

– Боже мой, вы должны пойти туда! Вы должны помочь им!

– Кому? – остолбенел пораженный де Молине.

– Моему сыну, – простонал бедный Павел Петрович, – и… и… – Он пытался выговорить, но не смог. – Пожалуйста! Вы не можете мне отказать!

– Да что случилось, черт подери? – разозлился доктор.

Павел Петрович оглянулся, и паника заплескалась в его взоре. Наконец он выдохнул:

– Беренделли: хиромант… Кажется, он убит.

– Что происходит? – недовольно спросила графиня Толстая у барона Корфа.

По лестницам сновали люди, звенели чьи-то сердитые и изумленные голоса. В дверь сунулась Глаша с искаженным от страха лицом. Анна Владимировна подозвала ее к себе, выслушала сбивчивый доклад и, тихо ахнув, поспешила к выходу.