Глава 8
Слова и музыка
– Господа, господа, – как заведенный, твердил Павел Петрович, – у него обморок! Уверяю вас, обычный обморок, ничего страшного… Маэстро Беренделли переутомился, должно быть. Ничего страшного, дамы и господа!
Потерявшего сознание хироманта отнесли в малую гостиную, где он совсем недавно предсказывал судьбу гостям, и им сразу же занялся доктор де Молине. Через пару минут медик объявил, что никакой опасности нет, просто маэстро Беренделли стало дурно. И в самом деле, как только у Вареньки в сумочке нашлась нюхательная соль, хиромант сразу же пришел в себя. Но видимо, чувствовал себя он не совсем хорошо и то и дело стонал.
– Так ему и надо, башибузуку итальянскому! – сипел на диване в большой гостиной злопамятный Иван Андреевич. – Наговорил мне, понимаешь, ввел в расстройство…
– Что такое он тебе сказал? – забеспокоилась Евдокия Сергеевна.
Иван Андреевич только рукой махнул.
– Насчет службы? – тем не менее догадалась супруга. – Ваня, я права?
– Да, – прошептал Иван Андреевич и закрыл глаза.
– Да откуда же он узнал? Кто ему мог сказать? – недоумевала Евдокия Сергеевна. И тут ее осенило. – Конечно же, Анна Владимировна! Ну и хороша же, ничего не скажешь!
Между тем остальные гости обсуждали сенсационное заявление Беренделли, которое он сделал за несколько мгновений до обморока.
– Как вы думаете, это он всерьез? – с дрожью в голосе спрашивала Варенька.
– Да нет, просто вздор! – пробормотал адвокат, пожимая плечами. – Мистификация!
– Не думаю, – уронила госпожа Корф. – На мой взгляд, господин Беренделли не походит на человека, который станет утруждать себя чем-либо подобным.
– И вы всерьез поверили в то, что среди нас находится убийца? – высокомерно осведомилась графиня Толстая.
– Но здесь одни приличные люди! – поддержала ее Анна Владимировна.
Амалия улыбнулась.
– Поверьте мне, порой и очень приличные люди совершают такие поступки, на которые окружающие считают их неспособными, – ответила она.
– Вероятно, вы судите по себе? – Графиня Толстая ринулась в атаку с открытым забралом. Но ее удар не достиг своей цели.
– В том числе, – с загадочной улыбкой ответила баронесса Корф.
Вернулся Венедикт Людовикович, и Павел Петрович спросил у него, как здоровье больного.
– Ничего страшного, – ответил доктор. – Ему просто надо немного отдохнуть. Полагаю, он вскоре сможет присоединиться к нам.
Отчего-то на лицах окружающих при этих словах не возникло ничего, даже отдаленно похожего на восторг. Никита Преображенский встряхнулся:
– Боже мой, как все странно. Однако поразительный вечер сегодня, господа! Что ж, раз наш хиромант вышел из строя… – Он улыбнулся Вареньке, подошел к роялю и провел пальцами по клавишам. – У вас прекрасный инструмент, госпожа Верховская! Одно удовольствие играть на нем. Если позволите, я сыграю несколько вещиц из Верди. Но мне нужна певица…
– Я сегодня не в голосе, – сухо сказала графиня Толстая.
– Ах, какая досада! – Но даже намека на досаду не было в голосе композитора. – Может быть, вы, госпожа баронесса?
Амалия улыбнулась и покачала головой.
– Если позволите… – Варенька застенчиво улыбнулась. – Я люблю Верди, но знаю не все слова.
– Митенька! – тотчас пришла на помощь племяннице Анна Владимировна. – У нас есть ноты?
Митенька объявил, что ноты найдутся непременно, и побежал к себе. Варенька могла гордиться своей выдумкой. Она и в самом деле пела прекрасно и теперь имела отличный повод заткнуть за пояс неприятную особу, которая имела наглость стать первой женой ее будущего мужа.
– Мы еще не уезжаем? – деловито осведомился у баронессы Билли.
– Нет, – отозвалась Амалия, – еще рано. И потом, уйти сейчас было бы невежливо.