Под ногами мялся ковёр из сосновых иголок, и выступали из земли узловатые корни. Мокрая трава обвивалась вокруг ног. При каждом порыве ветра с деревьев обрушивался на голову холодный душ и сползал за шиворот бодрящими каплями. Пахло опавшей листвой, и маслянисто блестели голые ветки. Семён вымок, продрог, изголодался и был зол, как чёрт. За два часа шатаний по лесу он даже поганок не нашёл. Только один раз встретился возле тропинки ярко-красный мухомор. Под ногами захлюпало, и следы начали заполняться ржавой водицей. Болото. Дальше идти бессмысленно. Семён осмотрелся. Ещё пару часов и стемнеет, нужно поворачивать обратно. На кочке среди седого мха краснели клюквенные бусины. Семён набрал горсть и бросил в рот. Клюква лопнула на зубах и наполнила рот кисло-терпким соком. Семён сожмурился, крякнул и нагнулся набрать ещё. Из-под руки неожиданно выпрыгнула громадная чёрная жаба. Она тяжело плюхнулась на мох, перевела дух и, натужно вытягивая задние лапы, пошла прочь в заросли осоки. Но уйти не успела, Семён цапнул её поперёк толстого туловища и поднял, рассматривая. Таких жаб он ещё не видел. Угольно-чёрная, с жёлтыми крапинками на спине и уродливой квадратной головой. Жаба завозилась в руках, пытаясь освободиться, и ощутимо царапнула руку. Семён чертыхнулся, но добычи не выпустил, перевернул её на спину. Раздутое ярко-жёлтое брюхо напоминало наполненный водой презерватив и оканчивалось крохотным анальным отверстием. Жёлтой оказалась и внутренняя сторона толстых ляжек. Жаба словно застеснялась бесцеремонного осмотра, подтянула ноги к животу и задрыгалась совсем остервенело. Семён покачал её на ладони, прикидывая примерный вес. Граммов на шестьсот потянет. Интересно, можно ли её есть? Французы едят. Лягушек, правда, но какая разница. А папуасы точно жаб в пищу употребляют. Водится у них в Папуасии мясная жаба Ага. Эта, конечно, не Ага, ну и какая разница. Лишь бы неядовитая была. Да хоть бы и ядовитая! Мелкие чёрные поганки тоже ядовитыми считаются, а как торкают! И галлюциногенные жабы где-то в тропиках живут, аборигены им спины лижут. А вдруг и эта галлюциногенная? Семён совсем разволновался, прикинув, насколько эта жаба может оказаться ценной находкой. Он снова перевернул её спиной кверху и поднёс к носу. Пахла она мерзко. При ближайшем рассмотрении оказалось, что вся спина у неё покрыта мелкими бородавками и тонким слоем слизи. Жаба, в свою очередь, испуганно выпучила глаза, судорожно сглотнула, дёрнулась и выдавила на ладонь каплю мутной жидкости. Семён содрогнулся от отвращения и чуть не бросил её на землю, но, спохватившись, сделал над собой усилие и лизнул. От души, проведя языком от суженного в треугольник основания спины до крепкой шеи.

– Всё-таки галлюциногенная и мгновенного действия, – обрадовался Семён, глядя, как прямо на глазах изменяется реальность. В голове поплыло, а жаба в его руках вдруг вспучилась и начала так стремительно наливаться тяжестью, что он не удержал её и выронил на мох. Она тяжело шлёпнулась на спину и изогнулась в судороге, продолжая расти. Семён обалдело смотрел, как разворачивается её пупырчатый живот, воронкой стягивается на нём пупок и выше, из двух больших бородавок, вздуваются женские груди с широкими коричневыми сосками. Устье внизу живота закурчавилось жёстким чёрным волосом, судорожно выпрямились ноги, когтистые лапы оформились в широкую человеческую стопу со скрюченными от боли короткими пальцами.

– Нет, пожалуй, не галлюциногенная, а чего похуже, – с тихим ужасом подумал Семён, заворожённо глядя, как короткие передние лапки жабы вытянулись в руки и заскребли землю, срывая ногтями мох. Шея с хрустом потянулась в длину. Голова распухла, словно её надули, как воздушный шар. Из двух еле видных дырочек вскочил широкий нос с резко очерченными ноздрями. Глаза опушились густыми ресницами. Рот вывернулся пухлыми губами. На голове пробились нити волос и разметались по земле. Семён не успел опомниться, как вместо жабы у него под ногами оказалась темнокожая голая баба.