А что маман? Она по-прежнему жарит котлеты, вяжет носки и счастлива, что ей не надо вылезать из собственного дворца. Никак не поймёт, что теперь, с моей коронацией, диагноз Гецера (а дотошные журналисты его-таки раскопали в моей биографии, несмотря на все старания маман) из позорного клейма стал аристократической печатью, как, например, подагра в Средневековье. Когда маман видит меня в телевизоре, она непременно пугается, что меня раскроют и свергнут с царского трона. А меня теперь, что ни день, то по какому-нибудь каналу да и показывают – царица то, царица се. Ну, вы наверняка видели. И я каждый раз в конце съёмки еле сдерживаюсь, чтобы на всю Объединённую Землю не заявить: «Вот, видишь, мамочка, я снова в телевизоре! А ты мне твердила: „Не высовывайся, не высовывайся…“»
Зулумбийское Величество
Семён проснулся к полудню и тотчас пожалел, что вообще открыл глаза. Голова не просто болела – разламывалась на части, как очищенный от кожуры новогодний мандарин. И подправить её было нечем, голяк полный. Даже растирка от бронхита выпита. Он поворочался и попытался уснуть снова, зная по опыту, что тяжёлые времена лучше провести в анабиозе. А там, глядишь, завалится кто-нибудь в гости, и можно будет разжиться табаком, а если повезёт, то и хавки перепадёт. Но сон не шёл, а в животе урчало всё сильнее. Семён откинул одеяло и выбрался из кровати. В голые ноги вцепился холод, забрался под майку и лизнул спину. Семён торопливо натянул джинсы, впрыгнул в тапки и по привычке поскакал к холодильнику.
Увы, холодильник – не скатерть-самобранка, как был пуст, так и остался. Только внизу в ящике для овощей перекатывались две сморщенные картофелины. Что, впрочем, не так уж и мало, если подойти к вопросу рационально – добавить что-нибудь, например, котлету или сала. Сала хорошо бы… Обжарить, снять шкварки и потомить в жире мелко нарезанную картошечку, посолить погуще… Семён вздохнул и тоскливо подвигал ящик вперед-назад, дрын-трын – насмешливо пророкотали картофелины. Может, у соседки лука стрельнуть? Дрын-трын. Нет, не получится. У неё теперь даже вилки под замок спрятаны. Конечно, замок до смешного примитивный – ключ Семён подобрал, как нефиг делать, но вредная старуха, в свою очередь, повадилась в кухонных шкафчиках только отраву для тараканов держать. Дрын-трын, дрын-трын. Старая перечница! И чуть что – вызывает участкового. Даже если всего лишь налить из её кастрюли тарелку супа. Впрочем, по этому поводу давно не вызывала. Она теперь свои кастрюли охраняет, как страус гнездо. Ближе, чем на три шага лучше не приближаться. Ну, и ладно. На соседке свет клином не сошёлся. Вариантов куча: взять денег в долг, настрелять мелочи у метро, поесть творожных сырков в универсаме или пойти в лес, грибов пособирать. Правда, в долг ему уже давно не дают, знают, что не вернёт. Мелочь стрелять – малоэффективно, народ нынче неохотно раскошеливается. А в универсаме за ним сразу охранник пристраивается. Остаются грибы. Не так уж и плохо. И что может быть лучше картошки с грибами? Только грибы без картошки!
Семён быстро собрался: взял все, какие были, полиэтиленовые пакеты, сунул в карман нож и вышел из дому. День был под стать настроению – паршивый. Грязно-серый, словно акварель нищего художника, вынужденного за неимением красок рисовать водой для ополаскивания кисточек. Мелкий дождик, мокрый асфальт, облетевшие деревья и унылые многоэтажки. Даже дорогу перебежала какая-то неопределённая серо-полосатая кошка. Хорошо ещё электричку долго ждать не пришлось. Семён уселся у окна и решил отдаться судьбе – где контролёры высадят, там и выйти. Высадили его на безлюдной платформе «67-й километр». Электричка с шипением закрыла двери и угрохотала прочь, превратившись в точку в конце железнодорожного полотна. Семён спрыгнул с платформы, прохрустел гравием и вошёл в лес.