Ежи лежал еще некоторое время, прислушиваясь к тихому монологу воды и к ответным вздохам старого дома, потом, наконец, откинул одеяло и встал. На часах было 9:34. Он подошел к окну – бледно-синий с серыми тенями пейзаж: угрюмо-серебряные тучи висят неподвижно и хмуро, равномерно изливая на землю тяжесть свою дождем. Они монотонно мрачны, и только одно размытое пятнышко чуть-чуть просвечивает, сквозит захороненным под тяжестью многослойных туч светом далекого солнца. Бурая река будто кипит: грузные капли дождя взбивают на поверхности ее мелкие пузыри, а туман, словно жаркий пар, поднимается клубами, но не уходит к небу, а стелется ковром, укрывая от любопытного взгляда горизонт. Деревья печальными монахами никнут ветвями к земле, укрывшись длинной рясой осклизлых листьев, еще не успевших опасть. Те же листья, что не удержались на ветвях, превратились в однородную массу, похожую на гнилую овсяную кашу, покрывающую всю землю.

Ежи отошел от окна, часы показывали 10:11. Еще вчера он решил, что утром прежде всего отправится в магазин покупать зонт.

Город синел, нечеткий, размытый, печальный; полинявшие дома стекали бесформенными каплями на усталый асфальт, обволакивая черные камни мостовой. Серое небо, серые крыши, серый дым из труб – все с блеклым оттенком синевы. Темные деревья, словно водоросли, безжизненно и плавно текли в непрерывных дождевых потоках. Зябко – от дождя или больше от тишины пустых улиц. Ежи прошел мимо «Далекой Пристани», мимо бара Тома, углубляясь в центр города, и скоро увидел дом с вывеской, по которой можно было понять, что здесь располагается магазин зонтов. Он потянул тяжелую дверь, и над головой сдавленно брякнул колокольчик.

Внутри было довольно мрачно – тусклый свет единственной темно-зеленой лампы, стоящей на прилавке, скудными лучами орошал внутренности маленького магазина, в многочисленных углах и закутках которого покоились навек уснувшие тени. Под лампой сидел человек, согнувшись над железным скелетом зонта, еще не обтянутого брезентовой кожей, он возился с ручкой, налаживая механизм открывания. Гладкая лысина зеленела, а голая голова казалась чрезмерно большой на фоне узких плеч мастера.

– Доброе утро, – обратился Ежи, подходя к самому прилавку.

– Доброе, – не отрываясь от работы, пробурчал мастер.

– Меня зовут Ежи, я всего два дня у вас в городе и вот решил приобрести зонт.

Мастер отложил работу и поднялся со стула, – это был худощавый и очень высокий человек. И нельзя было точно сказать, каковы черты лица его и его возраст, ибо голова уносилась длинной шеей под самый потолок, скрываясь там в непроглядной тени.

– Амбер, – представился мастер, и Ежи пожал протянутую ему сухую узкую ладонь с длинными костлявыми пальцами, и только по ладони Ежи определил, что ее обладатель – довольно пожилой господин. – Значит, вам нужен зонт?

Ежи смотрел вверх, но видел только размытый силуэт.

– Да… думаю, черного цвета и большой, – ответил он.

– Позвольте предложить этот, – с полок позади прилавка, неразличимых во тьме, Амбер достал черный длинный зонт и положил его перед Ежи.

– Но он, кажется, не совсем новый, – сказал Ежи, разглядывая ручку зонта, выполненную из белой кости, имеющей явные приметы прежнего использования – несколько грубых довольно глубоких округлых царапин.

– Других нет, это единственный готовый зонт, – сказал мастер, – будете брать? Берите же.

– Сколько он стоит? – спросил Ежи.

– Он ваш, – ответствовал Амбер.

– То есть? – не понял Ежи.

– Вы же видите, он не новый, да и не нужен никому, кроме вас, так что я не возьму с вас денег.