Гнусин откатил машину на полметра, чтобы зафиксировать свободное положение, вышел из машины и стал нижайше благодарить за свободу. Об оплате у него язык не повернулся, а вот подвезти предложил.

– Ну вот и подбрось, – сказал один. Гнусин не различал их по лицам, а по голосу сразу понял: это лидер. Командирский голос. Может, сержантом служил…

– Конечно-конечно, – с подобострастием, достойным лучшего применения, пролепетал Гнусин. Над ним нависло проклятье остаться неблагодарным. Быстро усадил троих и поехал, пережитая опасность дала душевный подъем и уверенность в движениях, когда включаешь именно первую, а не заднюю передачу, а вместо газа не нажмешь на тормоз.

Дорога здесь не очень сложная, на выезде из жилмассива светофор, он уже в прерывистом режиме, а твоя дорога главная. Недавно поменяли знак, так несколько человек залетело. Опасность. Никто же на эти знаки ежедневно не смотрит, помнят наизусть. На кольце 31 квартала поменяли, так это еще в автошколе говорили. Вообще-то правильное решение, а то в городе всего два кольца, и режим движения не одинаковый.

– А ты, батя, шустрый. Вроде тихой, а даешь.

– Да я и сам от себя не ожидал. Я если выпью, пляшу. Вам куда? Не стесняйтесь.

– До Марчеканского переулка, – послышалось с заднего сидения.

– А нам дальше, – сказал пассажир, расположившийся на первом сидении. Гнусин скосил глаза, увидел сверкнувшие зубные коронки и большой шрам, как от удара сабли, делавший лицо этого человека ухмыляющимся тяжелой, недоброй ухмылкой.

Высадив невзрачного мужичонку возле цеха керамзита, Гнусин повторил вопрос и почувствовал, по движениям Порезанного, что становится для них неким подобием персонального водителя, вспомнил Гальяна и даже стал подражать его движениям. От незнакомца исходила непонятная сила, подавляющая достоинство окружающих. Зима, давно уже темень, холод-то не страшен, печка в машине жарит, как в сауне, но все-таки некий холодок мягко пробежался по хребту.

– Продай машину, батя, зачем она тебе нужна, – как двойной удар боксера, в голову и в сплетение. Как брошенная на воде каменная плитка касается поверхности многократно, испуская концентрические волны, так и эта фраза растеклась кругами. «Продай» и «папаша» были синонимами опасности.

Гнусин давно понял, что эти разговоры нужно пресекать в зародыше. Если поинтересуешься, сколько дадут, а потом заявишь, что не собирался продавать, никто не поверит, сочтет, что уже начал торговаться. Будет предлагать по нарастающей, пока не сдашься. Денег у этих людей немеренно, за ценой не постоят. И вообще могут машину спалить. Через жену подкатывали, восемьдесят тысяч давали, девятикратную цену. Можно было купить дачу, гараж и еще бы осталось на другую машину, похуже. Нет, – как отрезал.

Зима в Магадане, бывает, продержится малоснежная, а под финиш, в апреле, нападает годовая норма. Но бывает и раннее изобилие, в конце октября, за четыре-пять дней вывалит столько, что до лета не разгребешь. Дорожные службы напрягаются, а снега не убывает. Да еще обледенеет с оттепелью, тогда как по мылу. Стронуться трудно, остановиться еще труднее. Несет на заклинивших колесах вперед и разворачивает боком. Если не поцелуешься с таким же бедолагой железным поцелуем, то хорошо, и еще лучше, если встречный не грузовик.

Такой гололед и был. А тут еще вспомнились страхи о зарезанных, задушенных таксистах и частных извозчиках, и тех, кто по доброте душевной и наивности взялся помочь ближним. Но ведь эти ребята не подкарауливали, не упрашивали и не принуждали. А видеть злой, далеко идущий замысел в освобождении его от снежного плена – это явная шиза.