Виктор вернулся с подносом, на котором стояли тарелочки с бутербродами и свежей выпечкой, купленной в кулинарии на Бутырском рынке и чашки с черным кофе, а также сахарница и сливочник со сливками. Виктор, поставив поднос на столик, предложил Зое присесть и сел рядом. Взглядом художника он всматривался в лицо Зои. Безупречные пропорции лица, четкий контур высоких скул, нежный рот с красивыми белоснежными зубами, высокие длинные брови с приподнятыми к вискам уголками, как на старинных японских гравюрах, но главным потрясением были глаза Зои, изумрудно-зеленые, под тенью густых, пушистых ресниц. Виктор был сражен ее потрясающей красотой и как художник, и как мужчина.

Он вдруг ясно осознал, что с того дня, когда он впервые увидел Зою Бурмину, его жизнь четко разделилась на «до» и «после». Он еще плохо представлял кем станет для него эта немногословная девушка из далекого сибирского края, но для себя он решил, что должен стать для нее другом, опорой, ну, а уж как дальше сложатся отношения, там будет видно. Ему было больно видеть, как в середине ветреного и еще снежного февраля Зоя была одета в легкое демисезонное пальто. О, с каким удовольствием он прямо сейчас повез бы ее в секцию №200 ГУМа, где ему, как депутату и заслуженному деятелю искусств, положено было приобретать дефицитные товары, недоступные для простых смертных, вспомнил о теплой норковой шубе Марии и других ее вещах, привезенных из заграницы и запертых в шкафу их арбатской квартиры, о драгоценностях, лежащих на сохранении в сейфе ломбарда. С каким бы наслаждением он бы бросил все это к ее ногам, даже не рассчитывая на благодарность, а тем более взаимность, о которой он и мечтать не мог.

– Я должен все сделать для этой девушки, ведь я по сути одинок и кроме стареющих родителей у меня на свете никого нет. – Лишь от одной мысли, что вдруг он когда-нибудь дождется от нее проявления к нему пусть не любви, а просто симпатии и добрых слов, в душе Виктора зарождалась надежда. Но все же он прежде всего мастер, художник и должен держать себя в руках, ничем не выдавая собственных чувств, чтобы не спугнуть девушку.

Виктор показал Зое свою мастерскую, свои работы, немногословная и сдержанная, она искренне интересовалась искусством. Виктор исподволь любовался на нее, на ее молодость и свежесть красок.

Сеанс длился минут тридцать, чтобы не утомлять девушку. Когда он закончился, Виктор протянул Зое конверт с двадцатью пятью рублями. Стоит сказать, что по тем временам деньги немалые и очень, вся Зоина стипендия умещалась в сорок рублей в месяц. Зоя приняла конверт и даже не посмотрев в его содержимое, засобиралась уходить. Виктор не смел ее задерживать, но решил подвести ее к общежитию, сославшись на то, что им по дороге. Он не хотел, чтобы отогревшаяся Зоя опять мерзла под февральским ветром. Он подвез ее к общежитию и они договорились встретиться в следующее воскресенье в то же время. Как показалось Виктору, при прощании Зоя слегка улыбнулась ему в ответ. Счастью Виктора не было дна, он сидел в машине пока Зоя не скрылась в здании общежития и только потом поехал в мастерскую, чтобы по еще неостывшей памяти писать, писать и писать ее, свою Музу.

Всю неделю Виктор ожидал воскресенья и встречи с Зоей, портрет был почти готов, осталось нанести последние штрихи и начать другой, затем третий… Он видел ее в разных образах, кроме «Ню», к этому Виктор готов не был, вернее он и мечтать об этом не мог, боясь спугнуть свою Музу. Они еще слишком мало знали друг друга, Зоя не была профессиональной моделью и неизвестно как она бы отнеслась к такому предложению. Виктор не загадывал так далеко. Еще будучи студентом, он много писал обнаженной натуры, но как мастер еще ни разу.