– Я не возражаю. Клюква, видимо, не собирается возвращаться. Могу лечь в его палатке, вы с Уинзом – в твоей, а этим кроликам уступим фургон.

– Еще чего! – Марта гневно уставилась на них, желая испепелить силой мысли, – и Пэт вернется. Просто чтоб ты знал.

– Ладно, только не нужно на меня огрызаться.

– Прости. Я сама не своя. Пускай они уединяются в палатке Пэта, он этого заслужил. Уинз, хочешь поспать в фургоне?

– А вы? Пэт будет в ярости.

– Пошел он в жопу. Мы поспим в моей палатке.

– Сама потом будешь жалеть, – он посмотрел на меня, – и тебе достанется.

Я вспомнил кровожадный вид Клюквы, когда он говорил, что готов размазать по стенке любого, кто приближается к Марте, но предложение было слишком заманчивым, чтобы от него отказываться. Я неопределенно пожал плечами и пообещал, что буду благоразумным.

– Вы сами нарываетесь. Я вас предупреждал. Потом не нужно сваливать вину на меня, идет?

– Мы полностью осознаем все риски, и готовы пойти на столь опрометчивый шаг. Торжественно клянусь, что ничего такого не будет. – Марта ткнула меня локтем в ребро.

– Клянусь. Торжественно.

Мопс втянул широкими собачьими ноздрями остывающий воздух и отправился к Реми и Полине, чтобы огласить решение. Им было мало дела до наших многоходовок, Джереми, кажется, хотел растянуться прямо на земле и приступить к исследованию тела симпатичной распаленной подружки. Та недовольно отскочила в сторону, когда Мопс приблизился, одернула платье, и нервно курила, пока Реми пытался самостоятельно справиться с палаткой. Уинзор посмотрел в нашу сторону, пробурчал что-то неразборчивое, и скрылся в доме на колесах. Марта взяла меня под руку и предложила прогуляться.

Наша стоянка располагалась на пустыре, неподалеку от города, смотреть было не на что, так что мы просто обошли несколько раз место ночевки и принялись ставить палатку. Марта была тише травы, и несколько раз мне послышалось, что она хлюпает носом, точно пытается сдержать поток слез, весь день стремившийся хлынуть из ее огромных, по-детски широко распахнутых, глаз. Наконец мы закончили приготовления и уселись на раскладные стулья у входа в наш тент.

Я делал вид, что внимательно изучаю звездное небо и ждал, что Марта заговорит первая, но она лишь курила одну за одной, разглядывая свои огромные походные ботинки, так не подходившие к ее утонченности и хрупкости. Молчание начало мне надоедать, я не мог понять, что с ними творится.

– Что за хрень?

Марта не сразу пришла в себя, и мне пришлось позвать ее несколько раз.

– Прости, я задумалась. Что ты хотел?

– Спрашиваю, что за хрень у вас происходит?

– Ты о чем?

– О тебе и Клюкве. Вообще о вас всех.

– Не знаю. Может, просто устали друг от друга.

– Ты его любишь?

– Конечно, нет. Он как мой младший брат, глупый и нервный младший брат, который считает, что все на свете хотят обидеть его сестричку. Они все для меня как младшие братья.

– Тогда совсем запутался. Мопс говорит одно, ты – другое, Клюква молчит, а Реми развлекается со своей словенкой. Мне-то как быть? Мне все чаще начинает казаться, что я лишний, и это все из-за меня. Пэт бесится, потому что чувствует мое влечение к тебе, ты раззадориваешь нас обоих. Мопс злится на вас, потому что Клюква хочет как можно скорее от меня избавиться.

– Он не хочет от тебя избавиться.

– Марта, вы никуда не торопитесь, у вас есть вся жизнь, и никакого конкретного плана. А потом встречаете меня, и Клюква вдруг решает мчать, не останавливаясь, в надежде, что я не начну подкатывать к тебе раньше, чем свалю в Индонезию.

– Значит, тебя ко мне тянет?

– Нет, я просто так сказал. Это Клюква так думает, а ты даешь ему еще больше поводов в это уверовать. Зачем эти заигрывания, намеки, вопросы?