– Это не только из-за выпивки. Еще и неутоленная жажда старого доброго перепихона. – Я попытался улыбнуться, но получилась жуткая гримаса.

– Все-таки, хочешь, чтобы я начала домогаться? – При этих словах она положила руку мне на бедро и еле касаясь, провела подушечками пальцев вверх. Меня словно током ударило. Я поспешно отодвинул руку, и внезапно положил голову ей на плечо.

– Можешь просто посидеть?

– Мало того, что ты не слушал ничего из того, что я говорила, оказался самым неблагодарным из всех, кого я выручала, так еще и спать со мной отказываешься?

– Вроде того.

– Тогда ты не совсем потерян для общества.

– Спасибо.

Она зачем-то принялась гладить мне волосы, а я даже не пытался сопротивляться, в голове все плыло. Комната двоилась, противный желтый свет от старого абажура вызывал неприятные воспоминания о времени, когда мы с Корой только съехались, сняв гостинку в жутком общежитии. Лампочки там были точно такие же, по вечерам нам не хватало освещения, так что приходилось зажигать свечи и тесниться у коричневого стола, вдоль и поперек изрезанного перочинным ножом, исписанного инициалами прежних жильцов этого убого уголка. Утром по растаявшему воску ползали целые колонии тараканов, Кора запиралась в душевой и торчала там до тех пор, пока мне не удавалось справиться со всеми усатыми соседями. Когда я расправлялся с последним, она выходила, устраивалась рядом со мной на кровати и принималась гладить меня по голове. Ей нравились мои волосы, темные и жесткие, но с тех пор, как ее не стало, я стал бриться под ноль, и возненавидел прикосновения. Сейчас не было ни тараканов, ни Коры, грозящей вернуться к тетке, с которой она жила раньше. Но тошно все равно стало.

– Энга.

– Мм?

– Перестань, пожалуйста.

– Перестать – что?

– Волосы. Не трогай волосы. – Я поднял голову и посмотрел на нее, она тоже раздвоилась и показалась мне симпатичной.

Утром меня выворачивало, я помнил, что притянул Энгу к себе, дальше – мог только представлять. Но когда я проснулся, в комнате никого не было, я свалился во сне с дивана и ударился журнальный столик. Так что теперь болело еще и плечо. На столе стоял простенький завтрак из порезанного багета, мармелада и маргарина, несколько фруктов в вазе, наполовину наполненный кофейник, стакан какого-то сока. На диване лежало полотенце. Я принял ледяной душ, выпил весь кофе и заварил себе еще. В квартире стояла умиротворяющая тишина. Не было ни тикающих часов, ни домашних животных, никакой музыки. С улицы долетал легкий гул, окна были закрыты, а кондиционер работал бесшумно. Все в квартире выглядело чистым и аккуратным, не считая тумбы, которую я перевернул ночью.

После трех кружек кофе я пришел в себя, написал неровными буквами записку и положил ее в вазу с фруктами. Рюкзак стоял у входной двери, на мои призывы никто не откликался, так что ничто не мешало мне уйти незаметно.

Правда, я забыл, что внизу находится бар, в котором работает Энга. Но, хвала небесам, ее там не оказалось. Я пробрался через гущу вялых утренних посетителей, которые были не в пример тише вечерних буянов, отмахнулся от бармена, что-то крикнувшего мне вслед, и выскользнул в уличный поток. Не имея ни малейшего понятия, где нахожусь, я просто пошел прямо.

Через пару кварталов я наткнулся на парочку туристов и спросил, не знают ли они, как попасть на пляж. На ломаном английском парень объяснил, где и куда поворачивать, даже попытался посоветовать хороший ресторан, но я уже зашагал прочь.

Прошло несколько недель с тех пор, как я познакомился с ненормальной четверкой, мне становилось все хуже. После Китая на меня накатила волна депрессии, замечать красоту окружающего мира становилось все сложнее. Города казались пресными, природа – унылой, люди внушали отвращение, а девушки, после знакомства с Энгой, стали отталкивать с удвоенной силой. Я питался одними фруктами, которыми вьетнамские рынки изобиловали, а местные продавцы делились с большим удовольствием. Раньше я любил манго, питахайи, личи и рамбутаны, но теперь мне не хотелось даже видеть их. Блокноты и открытки, которые я продавал по вечерам на шумных улицах приносили копейки, которые сразу же улетучивались, так как постоянно хотелось пить. Я покупал ледяное пиво в придорожных забегаловках, запивал ими сэндвичи и глотал похлебку с лапшой.