– Хватит!

Хлопанье крыльев стихло, и вернулся солнечный свет. Тяжело переводя дыхание, я прислушивалась к беспокойному меканию коз и кудахтанью наседок, очевидно, испуганных не меньше моего.

– Я просил предсказание, – напомнил Птицелов, и внутри меня разлилась ядовитая злость.

– Ах, предсказание? Ну, чем я не цыганка. Слушай. Ты встретишь красивую, добрую девушку, и она полюбит тебя, – увидев, как скривилось лицо мужчины в скептической гримасе, я осеклась, и следующие слова вырвались сами: – А потом она умрет родами вместе с ребёнком.

Птицелов молча смотрел на меня – не живой человек, а статуя. От его слов повеяло холодом, когда он ответил:

– Я спрашивал не о прошлом, а о грядущем. Впредь смотри лучше, ведьма.

– Я не умею, – чётко выговаривая каждое слово призналась я, но с ужасом поняла, что он мне не верит.

– Не знаю, почему отказываешь, но дело твоё. Мне просто было интересно.

– Интересно? – выдохнула я ошеломлённо, и он кивнул.

– Ты кормила лесных птиц зимой. Зачем?

– Пришёл незваный и меня же расспрашиваешь?

Ни тени смущения на лице, но и злости я не увидела. Казалось, он вспоминает каково это – общаться с людьми.

– Хорошо. Когда мне прийти?

– Осенью? – ляпнула я. – Не обязательно этого года.

Птицелов зачем-то посмотрел на небо, потом со вздохом кивнул и также молча зашагал в сторону леса. Мне было не так важно услышать что-то вроде «до свидания», но мужик определенно асоциальный, если не сказать безумный. Глядишь, забудет про меня, всё равно гадалка я липовая.

Шмель прыгнул на поленницу, спугнув какую-то птичку. Ничуть не расстроенный неудачей, серый кот стал точить когти и ластиться ко мне, требуя внимания. Я почесала его широкие плотные щеки – ну и дубовая же шкура, и замерла на месте. До меня только сейчас дошло. «Откуда он знает, что я кормила птиц? Следит за мной? Зачем и давно ли?», – сердце билось всё быстрее, пока я не выругалась вслух последними словами. Мое бесстрашие зиждилось на безразличии к собственной судьбе. Когда мне стало не всё равно?

Я выпустила коз из загона и те стали баловаться. Молодые козлята прыгали, отрывая от земли разом все четыре ноги, и увлеченно бодались друг с другом. Опытные козы торопливо ощипывали кусты, пока не шуганула их в сторону леса и не закрыла калитку. Я торопилась снять черепа на тропинке. Пусть придёт кто угодно, самой глупой деревенской бабе я сейчас была бы рада.

Невыносимо хотелось поговорить с обычным человеком, а, если повезет, местные слышали что-нибудь про этого Птицелова. Я не верила в магию. Оставляла домовому молоко с хлебом, конечно, ну так у меня этих домовых пушистых – полный дом. Есть кому тяжко придавить грудь посреди ночи, намурлыкивая что-то при этом. Все местные ворожеи и колдуны казались мне ловкими обманщиками. С птицами наверняка такая же история – хитрый фокус, чтобы произвести впечатление.

– Тебе ещё грибы чистить! – сказала я вслух, и повседневные хлопоты отодвинули и страх, и всё сверхъестественное в дальний угол сознания. Этот способ меня ещё никогда не подводил.

Был сжат и обмолочен хлеб, но гуси ещё не потянулись в теплые края. Марья с мужем появились как снег на голову. Я уже и думать забыла про глупую молодуху с первенцем. Младенца с ними не было, а вот живот у деревенской подозрительно топорщился под сарафаном. Я вздохнула. Неужели маленький Ждан решил не жить на этом свете? Не успела ни спросить, ни поздороваться – эта парочка бухнулась на колени, и баба запричитала:

– Матушка Ягиня, не гневайся!

– Толком говори, дура! – крикнула я, улучив короткий промежуток, во время которого Марья набирала в грудь побольше воздуха.