Волк посмотрел на Трифона: на вид едва ли пару лет, как в весну вошёл, высокий, статный и гладкий, как баба.

– Чего молчишь? – спросил Трифон, вешая алый кафтан на крюк.

– Волком зови, – произнёс Влаксан, переворачивая в руке жетон, – Что это?

– А это? – Трифон потянул за шнурок на шее, и достал из-за пазухи такой же жетон, – эт жребий. Гляди, – быстро развязав шнур, Трифон протянул Волку свой жетон, – нарисована стена дворцовая, значит моя смена на стене. А этот, – паренёк забрал жетон из рук Влаксана, – указывает на Красные ворота. Каждый раз, когда собираешься на смену – берёшь жетон. Если терем, то идёшь в терем, если деревья, значит сад, ну, и так далее. Коли не понятно будет – спросишь. А ты поди, вместо Белорада, в нашу смену? – он не скрывал любопытства и радости от появления нового дружинника, – Откуда будешь? Да, проходи в избу, чего в сенях тереться?

Трифон быстро затолкал Волка в избу. В шумной и душной обеденной за столами сидели с десяток дружинников. Те, что моложе, возбуждённо пересказывали день. Мужики постарше тихо обсуждали дела, пытались угадать как же теперь без князя будет. Их голоса наполняли комнату густым неразборчивым басовитым гудением. Третьи же громко смеялись, травили байки о жизни до дружины, вспоминали весёлые истории из юности и детства. Влаксан окинул взглядом собравшихся и снова вышел. На спальном этаже народу было меньше. Двое дружинников крепко спали, заливая горницу молодецким храпом. Волк прошёл в угол и улёгся прямо на полу.

Надо бы завтра спросить у Белорада, какую лавку занять. День дружины начинался ещё до рассвета: кто-то шёл чередовать ночную смену, остальные лениво спускались к завтраку. Обеденная была полна молодцев-богатырей, так что Волк среди них казался тщедушным. Разве что, Трифон по юности был ещё хилее.

Шустрый стряпчий разливал из чугунка кашу, кидал в миску сверху ломоть хлеба и выставлял перед собой. Дружинники разбирали миски и садились за столы. Волк замешкался, высматривая свободное место, и остался стоять в проходе.

Стряпчий окинул взглядом собравшихся, отставил на лавку у двери котелок, рядом – ведро с водой, для пустой посуды и ушёл. Трифон поманил Волка, отпихивая черноволосого соседа справа, чтоб тот подвинулся. Волк подошёл, поставил на стол миску.

Здоровый рябой молодчик за соседним столом отложил ложку, и, нагло ухмыляясь, уставился на Волка:

– Заблудился, псарь? Так тебе не сюда, твоё место в клети на улице!

– Скажи это княгине, – отмахнулся Влаксан, перешагивая скамью. Не успел он сесть, как черноволосый дружинник локтем смахнул миску ему на колени.

– Да, что ж ты делаешь? – вспылил Трифон.

– Недоглядел, – пожал плечами тот, и, прищурившись, добавил, – как наш псарь за сворой!

– За языком следи, – не выдержал Волк, по привычке нащупывая поясной нож.

– Ты мне не грози! Нашёлся тут, хилы пугать! Что? Князя загубил, и нас загубишь, паскуда?

Все смолкли, даже перестали есть, так что было слышно, как возмущённо сопит черноволосый.

Волк закрыл глаза и медленно проговорил:

– Я не губил…

– Ага! Ещё скажи, псарём не был, – громко перебил с другого стола рябой.

– Хорош вам, видят духи, на пустом месте взъелись, – возмутился Трифон, его юный голос звучал слишком звонко и мягко против мужицкого баса.

– На пустом месте? – взвился черноволосый, – Скажи, сколько лет тебя в дружину готовили, Трифон? А тебя, Колыван? – черноволосый глянул на рябого.

– Меня вот, батя с детства натаскивал, дядьке отдал на пятом году, чтоб выучил, – подхватил Колыван, – а сейчас что? То за псами дерьмо убирал да блох гонял, даже доглядеть не смог! А тут пожалуйте, место уступите! – швырнул он ложку на стол и вышел из обеденной.