«Не зарос дом грязью – уже хорошо, да и чай в банке всегда есть. А что ещё князю надо? Обед? Так вон – харчевня недалеко, там и оттрапезничает. А я утром спать люблю, как раз до обеда. И всю мою сладкую жизнь в одно мгновение сломала маленькая девчонка. Гадкая, противная девчонка, которую князь по какому-то капризу сделал хозяйкой дома. Хозяйкой… – Прошка вскочил на ноги и схватился за голову. Только сейчас до него дошло – Не простая она, раз вытащила меня заклинанием, которое лишь домовые знают; и знак хозяйский видит; и выставила меня к родителям, а не просто на улицу, откуда я мог в другой дом уйти. – Прошка запаниковал. – Кто ж она такая? Откуда? Что же сегодня произошло? А к родителям мне нельзя: не переживут такого позора». – Взглянул на часы: у него оставалось ещё пятнадцать минут, после чего приказ хозяйки выставит его из дома. Прошка бросился к комнате девочки.

Хельга присела на край кровати. Архип не предупреждал её о подобном. Да и ей самой в голову не приходило, что домовые могут себя так вести. В скиту, наоборот, хозяев уважали, но на глаза старались не попадаться, а детей так и вовсе прятали. Вот она пять лет прожила с Архипом и его многочисленной семьёй в доме единственного в скиту рунного мага, а тот её и не видел ни разу. Зато она его видела часто. Словно зачарованная, смотрела, как тот плетёт рунные печати, щиты, гальдраставы; как вкладывает энергию. Она и руны выучила, чтобы понимать эту красоту. Архип ворчал, мол, глупости это всё: для домовинки самое главное – уметь готовить, а не всяким руническим баловством заниматься. Хельга была с ним полностью согласна, но руны манили, звали, и девочка снова и снова пряталась в комнате мага, наблюдая за его работой.

– Хозяюшка… – тихий голос вывел её из раздумий. – Прости меня, окаянного, забылся, запутался. Я исправлюсь – вот чем хочешь клянусь, исправлюсь.

Домовой с самым жалостливым видом стоял у порога её комнаты. Его рыжие волосы растрепались, а из глаз катились слёзы.

– Врёшь ты всё. – Девочка устало посмотрела на домового. – И раскаяния никакого нет, спектакль устроил. Это ты дедушку можешь обмануть, а я тебя насквозь вижу.

Домовой всхлипнул, вытер рукавом слёзы и моментально убрал жалостливое выражение лица.

– Как дедушка? Какой дедушка? Князь – твой дедушка? Так у него один внук. Или уже не один? – ворох вопросов высыпался на девочку. Ей даже показалось, что домовой разговаривает сам с собой: сам вопросы задаёт и сам отвечает.

– Ты зачем пришёл? – Хельга напомнила домовому о цели визита.

– Прости меня, хозяюшка, – домовой наклонил голову, – отвык я тут от людей, сколько лет один живу. Князь домой не заходит, никому тут ничего не надо. Да и метку твою я не увидел. Дай шанс исправиться. Я не подведу. Нельзя мне домой: отец старый, не переживёт такого.

Девочка посмотрела на толстячка.

«Где-то врёт, где-то правду говорит. Может, и надо выставить, да не справлюсь я одна. Значит, придётся работать с тем, кто есть», – решила она.

– Хорошо, – кивнула Хельга, – прощу на первый раз. Второго у тебя не будет.

Девочка взобралась на кровать и только тогда поняла, как устала. А дел нерешённых осталось ещё много.

– Звать тебя как? – поинтересовалась Хельга.

– Прошка. Хозяин Пронькой кличет, – замялся домовой.

– Хорошо, Проша, – кивнула девочка, прикидывая, что называть старшего Пронькой не очень красиво с её стороны, – дедушка во сколько просыпается?

– Да поздно, хозяюшка, – затараторил Прошка, стараясь угодить девочке, – часов в восемь. Потом пьёт чай и идёт в харчевню, там его завтраком кормят, а уж потом и по делам служебным направляется.