Верхние трибуны напирали. Толпа вынесла Аля прямо на штыки, и скоро он оказался прижатым к к щиту. Над головой сверкали стальные жала копий. Аль уперся в щит локтями, в надежде выиграть хоть какое-то пространство для маневра. Несколько раз это спасло ему жизнь. Как только копейщик делал очередной выпад, Алю удавалось уклоняться, и копье вонзалось в того, кто оказывался позади. Натиск был таким, что убитые не падали, а продолжали двигаться вместе с толпой.

В какой-то момент у Аля потемнело в глазах, грудь будто сдавило тисками и продолжало сжимать, но к счастью мордейцы не выдержали напора, и отступили, потеряв строй. Аль вовремя смог вытащить свой короткий клинок, и скользящим ударом успел отвести в сторону нацеленное в живот острие чужого меча. Ответным ударом в бок, он убил нападавшего. Щиты снова сомкнулись, но Аль смог подпрыгнуть, и проткнуть шею держащему щит мордейцу. Солдат упал, потянул на себя, и томен вдруг оказался среди врагов. Больше он не контратаковал, только отбивался, но вражеских копий и мечей было так много, что отразить их всех, или увернуться, получалось не всегда. Аль дрался, но мысли были не здесь. Он думал об отце, думал о Стахе, который еще не успел уйти из Круга смерти. И он еще тешил себя надеждой, что сможет вырваться отсюда, догнать его и убить.

В пылу схватки, томен почти не чувствовал боли. Ему сильно рассекли кожу на голове, и теперь кровь заливала правую половину лица, широкий мордейский меч ударил в грудь, и если б ни кольчуга, разрубил бы до позвоночника, а так сломал несколько ребер и рассек плечо. Для одного врагов здесь было слишком много, еще чуть-чуть и Аля порубили бы на кусочки, как тушу теленка на рынке. Но телохранители бородачи подоспели вовремя. Для мечей здесь тесно – не размахнешься, и они пустили в дело свои короткие крепкие горские топоры. Аля оттеснили, и это дало, какое-то время для передышки. Только сейчас он заметил, что харпийская стража уже не сдерживает толпу, солдаты оцепления вместе со всеми атакуют разрозненную пеструю армию девяти Миров.

Нижние трибуны были завалены мертвыми телами, но бой не прекращался, схватка в самом разгаре. Толкаясь локтями и запинаясь об покойников Аль смог пробиться к краю арены. Охранники отстали и потеряли его, но он не собирался никого ждать. Томен двигался наперерез течению, поэтому смог заметить продирающегося следом одетого в черную рясу старообрядца. «Что-то с ним не так, – подумал Аль. Еще раз оглянулся, и понял что с эти божьим человеком все не так. Перебитый нос, исполосованное шрамами лицо, и выбитые зубы. – Этот не из тех, кто всю свою жизнь день и ночь молится Тому который знает, – заметил про себя Аль. – Охотник за головами. Золотой ромб, отточенный нож и дешевое кабацкое пойло – единственные боги, которых он признает».

От стены, до огненного рва дрались только солдаты. Толпа оставалась на трибунах. На противоположной стороне чернели три входа ведущих в подземные залы Арены воинской доблести. Ромульцы, Отийцы, воины Адломы и прочие, уводили туда своих перепуганных владык, одного за другим.

Аль наконец увидел того, кто был ему нужен. Стах уже перебрался через горящий ров, но второпях оступился и подвернул ногу; солдаты личной охраны окатили его ведром холодной воды, и, подхватив под руки, поволокли в укрытие, как дымящееся полено. Эртукийский клинок Лемана, с которым вышел на поединок отец, Стах забрал собой. Аль узнал его яркие неповторимые переливы и особый блеск стали, закаленной самими богами.

– Барахольщик, – процедил сквозь зубы томен. – Красивые цацки любишь. Ты не уйдешь от меня, Стах! – крикнул он. – Я все равно найду тебя! Найду, где бы ты не спрятался, а потом!.. – Аль выхватил из ножен меч, не глядя, с разворота ударил наотмашь, и рассек горло фальшивому старообрядцу, который застыл в трех шагах, с занесенным над головой ножом.