– Позову, не переживай. Сходишь в душ, все будет хорошо. Лена, позовите Ингриду, и пусть прихватит средство от вшей, у нас тут человек из Елгавы вернулся, думает, что с собой прихватил. Не волнуйся.

– В какую теперь камеру?

– Если хочешь, пойдешь в свою, место есть.

– Писем не было для меня за эти дни?

– Вот уж не знаю, если и были, получишь завтра.


…Описывать здешнюю жизнь, чем она отличается от жизни снаружи – а она отличается, поверь мне, и очень отличается, – можно долго, но, вероятно, нужно быть уж очень хорошим и точным рассказчиком, чтобы это получилось. Мне всегда нравилось наблюдать за людьми, характерами (сильный-слабый), мотивацией и развитием отношений, конфликтами – что, как и почему зарождается, действует и т.д. И здесь у меня широкое поле деятельности. Есть вещи, о которых мне, покуда я находилась снаружи, было, безусловно, известно – но я никоим образом с ними не соприкасалась. Тут же – нате, пожалуйста, во всей красе, со всеми страстями. Я говорю о т.н. «жрицах» однополой любви, которых лесбиянками в полной мере считать нельзя – на воле у большинства девушек есть парни, мужья, дети. Кажется, большинство возникающих между ними отношений вытекают не из одной только необходимости секса, без которого, конечно, трудновато молодой и здоровой женщине, но из невыносимого эмоционального голода. Вернее, из невозможности жить без каких бы то ни было отношений, вне той особой связи с другим человеком, второй «половинкой» любящей пары.

Порою кажется, что бурный поток впечатлений и собственное желание понять и постичь вот-вот истощат мою бедную головку, но, думаю, со временем все уляжется. А что поистине удивляет – так это мощь и серьезность вихря эмоций и страстей, подчиняющего жизни людей, их мысли и суждения чему-то такому, о властной силе чего прежде я лишь догадывалась. Я выражаю свои мысли хаотически, допускаю, но столько среди недавно увиденного и услышанного шокирующих открытий, такие всё это, будучи на первый взгляд абсолютно неприемлемым, имеет человеческие и человечные причины, инстинкт самосохранения и т.п., в том числе…

Единственной вещью, подлинно утомляющей и моментами даже подавляющей, остается нехватка одиночества. Да, я, когда надо, умею и «отключиться», но со временем начинает угнетать самая необходимость то и дело «вырубаться», заново «врубаться». Короче – среди самых мирных будней (а они далеко не всегда мирные), самой спокойной коммуникации чувствуется постоянное напряжение. А коротаю я свои будни за работой, если нет ее – читаю, много, кое-что пописываю, вяжу, обустраиваю какой-никакой быт.

Близится вечерняя поверка, так что попытаюсь окончить это долгое и несколько беспорядочное послание, в целом, в общем-то, отвечающее моим ощущениям здесь и сейчас – чтобы во время самой поверки отдать его дежурному, пусть уже отправляется дальше, к Тебе.

Очень жду Твоего письма и Твоих так называемых (Тобою) побасенок.

Право, очень-очень рада – М.

Страстная пятница

1
Как вьюжно перед Пасхою, как снежно, стыло,
снег стихнул, в темноте трава остыла.
– Ты болен, – молвит лбу рука, – и ты простыл.
Путь к дому тяжек, и, о Боже, так уныл.
Малы росточки-точки, поле закоченело – ты один,
          тебе постыло?
А тот, кто обращается к Тебе на ты, о, Господи,
          ему постыло?
Рта не раскрыть, пока один, пока ты о –
          гляди, застыло.
2
Пожалуй, можно и воскликнуть
– Vive l'Empereur! – да только
не с кем чокнуться.
Напялить в тон асфальту нечто,
нацепить брусчатку, пусть не видят, не узнают.
Что говорит коллеге штопальщик сетей,
какие важные слова уместны,