Никогда Семен ничего подобного не видел. Что за отметина сектантская? Что за звезда на лбу? Родимое пятно, мутация? Или болезнь аргироз из-за переизбытка серебра, когда тело окрашивается голубым и фиолетовым? Но почему такой идеальной формы? Что это за человек?

Мужчина провернул кисть внутри Люблина и выдернул руку вместе с языком, кадыком и глоткой Поджигателя. Кровавый сгусток, которым Люблин вот-вот собирался поведать что-то важное о девушках, теперь возлежал на ладони человека в черном. От горячего месива тянулся к небу влажный пар человеческого нутра.

К ясному, черному небу, усыпанному звездами хлеще поляны мечты грибника. Воеводин уставился на убийцу Поджигателя. Два светящихся голубых глаза закрылись, стирая последний намек, что какой-то человек только что был здесь. Стоял напротив Воеводина с горящей во лбу звездой, вырывая пальцами из человека глотку вместе с языком и трахеей.

Истлевшие хлопья синего огня и такой же синий пепел звезд на небосклоне – вот все, что осталось Воеводину в ту ночь.

Ах да, еще его жизнь.

…

Вылечить до конца ногу Семена после ожога голубым цветком врачам не удалось.

И ладно термический ожог, ладно бугристая кожа. Хуже всего дела обстояли с нервными окончаниями. Каждое движение давалось следователю с задержкой, с паузой. Время, что и посчитать в секундах невозможно, в размерах передачи нервных импульсов сопоставимо с годом. Все равно что подумать сейчас, а спустя год совершить движение.

Хромоты при ходьбе почти не было. А вот про бег, прыжки, толкание от опоры и любое другое ускорение пришлось забыть. В сорок два года Семен не мог сдать нормативные тесты, которые пять лет назад казались ему смешными. Теперь же двухметровый забор он преодолел за восемь минут вместо допустимых двенадцати секунд.

– Ты меня отстраняешь? – вошел Воеводин в кабинет Василия Калинина, туда, где спустя почти тридцать лет будет проводить оперативки по исчезнувшим сестрам под командованием моложавой Натальи Афанасьевой.

– Нет. Ты не отстранен, майор. Ты в отпуске.

– В отпуске?

– Такая пауза, которую берут на работе пару раз в год. Попробуй. Ведь не был ни разу.

– Не нужны мне паузы. Поджигатель, он…

– Мертв. Он умер, Воеводин. Последние жертвы Тамара Власова и Галина Хитрова – тоже. Криминалисты нашли на пепелище титановую занозу. Миллиметр не больше. На брюхе излазили все, а нашли!

– Титановую? От зубного моста?

– От протеза ноги Хитровой. От сих до сих, – опустил Василий руку от бедра до ботинка.

– Вся нога?

– Так точно. Сколько горел тот сарай? Восемь часов?

– Сто секунд. Люблин их отсчитывал. Не мой остаток жизни, а остаток жизни пламени.

– Титан плавится при температуре тысяча семьсот градусов, а ты в него ногу сунул.

– Я не чувствовал даже тепла домашней батареи от пламени.

– За полторы минуты, Семен, от ноги из титана осталась заноза. С заусенец размером. Он, что в муфельную2 печь жертвы запихнул?

– Гарик Люблин вот-вот собирался сказать мне что-то про похищенных девушек, про какую-то Эблу начал, когда…

– …когда ему выдернули горло. Помню. Читал я твой рапорт Семен. И знаешь, что мне ответил Дунаев? Псы, – фыркнул Калинин, – псы, говорит, пожрали тело Люблина! Выгрызли с трупа глотку уже после смерти от разрыва сердца. Так он и в заключении о смерти написал.

– Никакие псы его не грызли. Это сделал человек, Василий. Он стоял в метре от меня и одной рукой выдернул Люблину кадык вместе с трахеей. С одного движения!

Полковник закурил скрученную папиросу, просыпая половину табака на зеленое сукно.

– Я видел, Василий, – не унимался Семен, – видел его лицо с клеймом в форме звезды! Он выдернул пальцами гортань с такой легкостью, будто… сорняк из грядки.