– Руки за голову, выходим, на колени, – раздался другой голос.

Мы медленно вышли из кошары, держа руки за головой.

– На колени.

Мы подчинились. Плюхнулись в грязь. Рядом в грязи лежал Паштет. На нас смотрели дула трех автоматов. Три солдата в касках и бронежилетах, с автоматами в руках стояли перед нами. Разглядеть, в каком кто звании, было невозможно. Но один, который больше всех орал и впоследствии задавал вопросы, явно был старше всех. Большие, густые усы переливались в свете звезд и луны. У другого солдата из-за спины виднелась антенна рации, он кому-то докладывал, что все в порядке и повода для беспокойства нет.

– Кто такие? Почему не знаете пароля? – произнес усатый грубым голосом.

– Мы только что прибыли, – начал я. – Смена.

– Не знаем мы никакого пароля, – продолжил Саня, – нам никто ничего не говорил о пароле.

Паштет молчал, лежал неподвижно. По рации они узнали, кто такие мы и что здесь делаем. Удивительно, но или из-за неразберихи, или из-за распи*яйства, или из-за неграмотных командиров наряд про нас не знал. А если бы кто из нас запаниковал и открыл огонь?

– Понятно, – уже более мягко сказали усы. – Бардак. В связи с вашим прибытием сейчас усиленная охрана ядра. И местные боевики знают, могут быть разные провокации. Поднимайтесь.

Мы поднялись, попытались отряхнуться от грязи – бесполезно. Ноги мокрые, руки тряслись. Паштет весь мокрый, даже лицо было в грязи.

– Пароль сегодня 4, – сказал незнакомец. – Чтоб знали, если другой патруль спросит.

– Как понять 4? – наконец пришел в себя Паштет. – Вы мне кричали цифру 2.

– Мы любую цифру до 4 могли спросить, а в ответ ты должен ответить другой цифрой, чтоб в итоге получилось 4. Понятно?

– Это если спрашивают один, мы отвечаем три, если спросят два, то мы тоже два и так далее? – уточнил Саня.

– Именно так, – ответили усы.

– Понятно, – сказал я.

– Ладно, извините за грубость, но это необходимо, перестраховаться всегда надо. А вот почему нам не успели доложить, что здесь вы? – главный смачно плюнул на землю. – Ну, хорошо, потом разберемся, – напоследок сказали усы, и наряд ушел в темноту.

Мы подобрали свои автоматы и, опустив головы, побрели к машинам. Паштет шел позади, широко расставляя ноги и не сгибая колен. Было впечатление, что обделался. На самом деле он испытывал неудобство из-за мокрой одежды.

– Ну что, Паштет, сходил по-большому? – не выдержал и первый заговорил я.

– Обосрался, придурок, – высказался Саня.

– Кто знал. Ну, меня бы не встретили, к машинам подошли бы, – отбивался от словесных нападок Паштет.

– Увидев машины, они бы по рации пробили, а встретив одного идиота, что угодно можно подумать, – выпалил я. – Бля, Паштет, ты как ходишь по-большому, всегда проблемы.

– Ты хоть успел сходить? – спросил Саня.

– Не успел, да уже и расхотел, – ответил он.

Всех немного отпустило, обстановка разрядилась. Глядя на Паштета, нельзя не засмеяться. Мы с Саньком расхохотались, улыбнулся и он, в темноте блеснув своими зубами.

– Надо теперь сушиться, – констатировал Саня.

– Нам-то проще, сапоги долой и портянки на печку, мигом высохнут, а вот ему, – кивнул я на Паштета.

– Подменка у тебя есть, пока переодеться на время? – спросил у Паштета Саня.

– Есть, просушу до утра, а там все равно в стирку, – ответил он.

У всех водителей была сменная одежда, роба, подменка. Выдана на случай ремонта техники, чтоб переодеться и не пачкать камуфляж. Она была песочного, однотонного цвета.

Мы вернулись к своим шишигам (так называли автомобили ГАЗ-66). Музыку никто уже слушать не хотел, все расселись по своим машинам и дружно завели двигатели. Трясло, то ли от пережитого, то ли от холода. Надо прогреть хорошенько машину, повесить сушить вещи и ложиться спать. Усталость за целый день давала о себе знать. Для отдыха водителя ГАЗ-66 комплектовался съёмной подвесной брезентовой койкой, по существу гамаком, который подвешивался на четырёх крючках в кабине. Машина наполнилась теплом, я снял сапоги, развесил портянки. Коленки почти высохли, и я решил больше ничего не снимать с себя.