Я заглянул внутрь, но залезть вслед за Кларой не осмелился. Она была ниже и, очевидно, куда ловчее, потому что стоило мне податься вперёд, как один из острых осколков царапнул по пальто.

– Merde, – вырвалось у меня.

– Как не стыдно, мольодой чельовек. Я оставиль с вами мою дочь, а вы сквернословить.

Доктор появился точно из ниоткуда, прямо за моей спиной.

– Доктор! – Я подскочил на месте. – Простите. Я… клянусь, я никогда. Просто… тут такое произошло.

– Знаю, идёмьте. – В левой руке его тоже был револьвер.

Правой рукой он достал из грудного кармана ключ, прошёл чуть в сторону и вставил его в, казалось бы, совершенно гладкую зеркальную поверхность, которая на деле оказалась дверью. Вход в оранжерею отворился.

– Вы… – Доктор оглянулся на меня, и я прочитал в его взгляде сомнение и догадался, что он не был уверен, где мне будет безопаснее: снаружи или внутри.

Но голос Клары, раздавшийся из оранжереи, развеял сомнения.

– Идёмьте, – повторил доктор и нырнул в заросли диковинных джунглей, что расцвели посреди ратиславских болот.

От нашего появления с ближайших кустов слетела стая чёрных, точно смола, бабочек, и я едва не врезался в кадку, удивлённо таращась на них.

Внутри оказалось темно. Густые зелёные ветви незнакомых деревьев свисали над нашими головами. Я и вправду точно очутился в другом мире. Только что под ногами хлюпал снег и влажная водянистая почва усадебного сада, как вдруг вокруг расцвёл диковинный сад. Посреди глубокой осени там пышно цвели яркие, до вульгарности пышные цветы. И росли плоды – такие сочные на вид, такие удивительные, что страшно было их коснуться. Казалось, что страницы моих детских книг о далёких берегах ожили.

Но сквозь очарование сказочного леса, сквозь капли росы и душную влагу жаркого летнего дня промелькнула тьма. Она ощущалась почти физически, хотя сквозь высокий стеклянный потолок проглядывал рассеянный блеклый свет осеннего утра. Но тени бродили среди широких изумрудно-зелёных листьев, и тревожные звуки раздавались в стороне.

Доктор позвал Клару, выкрикнул по-лойтурски, чтобы она скорее подошла к выходу, но её и след простыл. Мы остались в лесу посреди оранжереи совсем одни.

– Доктор, – не выдержал я, и собственный голос испугал меня, показавшись чужим. Он потонул в густой зелени, растаял в сумраке и тенях, и я, вжав голову в плечи, повторил уже тише: – Доктор, что случилось? Что это за существо? Что вообще происходит?

– Тише, мольодой чельовек, – сердито нахмурился доктор, сводя на переносице белые, такие же идеальные, как его борода, брови. – Тише.

Знаю, я не герой, что вызовется на дуэль и будет щеголять оружием, но и не последний трус. Тем не менее среди этих странных деревьев и странных людей я вдруг ощутил себя беспомощным, как в детстве. Словно на меня снова попытаются накинуть волчью шкуру. Словно я попал в мутный, неясный горячечный сон.

А потом раздался смех. Дикий, безумный, леденящий, от которого мурашки побежали по позвоночнику. Он отражался от стеклянных стен, звенел в осколках росы на листве, в паре, поднимавшемся к потолку, он кружил голову, путаясь среди зарослей.

Смех всё звенел, звенел. Только на мгновение я поверил, что это была Клара. Но доктор завернул за угол, я за ним, и там на рассыпанной из поваленной кадки земли заметил следы. Волчьи. Я узнаю их где угодно.

– Стоять здесь, Микаэль, – велел доктор и с щелчком взвёл курок.

Я дёрнулся от звука, подался назад, и под моей пяткой что-то хрустнуло. От звука меня передёрнуло, и невольно взгляд устремился назад, туда, где за листвой скрывалась закрытая дверь. Выход был совсем близко. Но там – в аллеях графского сада – оставалось чудовище. Здесь – в чудесном заморском саду – лишь невидимая тень ужаса.