Хагенбах разразился потоком ругательств. Отдельные фразы, например «порочный извращенец, мерзкий, отвратительный ублюдок», еще можно было различить, но все остальные выражения были непечатными. Ньюсон, Картер, Мильтон и Квори мгновенно замолчали, но по их лицам было видно, что они полностью солидарны с суждениями директора ФБР. В конце концов Хагенбах, будучи всего лишь человеком, выдохся.

– Он выставил нас в очень дурном свете, – произнес Мильтон с замечательной в данных обстоятельствах сдержанностью.

– В дурном свете? – Квори остановился, словно подыскивая слова. – Если он еще раз устроит такое – если мы еще раз устроим такое, – то полстраны будет на его стороне. Что делать дальше?

– Подождем сообщений от Ревсона, – сказал Хагенбах.

– От Ревсона? – вяло протянул адмирал. – Он уже отличился.

– Сто против одного, это не его вина, – заявил Хагенбах. – И не забывайте, окончательное решение было за нами. Мы несем коллективную ответственность, джентльмены.

Все пятеро расселись вокруг стола, неся эту невыносимую ответственность, и каждый чувствовал себя атлантом, державшим на плечах свой собственный мир.

Глава 9

В этот вечер на мосту Золотые Ворота все происходило довольно быстро, но в определенном порядке. Прибыла специальная машина «скорой помощи» и увезла носилки с телом Хансена. Предстояло сделать вскрытие, что казалось напрасной тратой времени, но было обязательным по требованию закона, поскольку человек умер при необычных обстоятельствах. «Скорую помощь» с превеликой охотой сопровождали доктор Киленски и его коллега. Журналисты, заложники и захватчики поужинали, причем две первые категории ели без особого аппетита (это было вполне объяснимо), но зато так активно удовлетворяли жажду (это тоже было вполне понятно), что пришлось даже послать за пополнением запасов. Два телевизионных фургона покинули мост, и сразу вслед за ними уехали оба автофургона с едой. Последними отбыли вице-президент Ричардс и начальник полиции Хендрикс. Вице-президент провел долгий и серьезный разговор с глазу на глаз с президентом, а генерал Картленд – с Хендриксом. Брэнсон наблюдал за ними с насмешливой снисходительностью, но без особого интереса. По мрачному выражению их лиц было ясно, что оба разговора совершенно бесполезны. Другого результата и ожидать было нельзя. Вполне возможно, что после драматического эффекта вечерней телепередачи Брэнсон испытывал некоторую эйфорию, но это никак не отразилось на его лице.

Как только Ричардс и Хендрикс направились к ожидавшей их полицейской машине, Брэнсон подошел к Ковальски:

– Ну что?

– Клянусь жизнью, мистер Брэнсон. Я ни на секунду не спускал глаз с Хендрикса и вице-президента. Ревсон ни разу не подходил к ним ближе чем на двадцать метров.

Брэнсон почувствовал, что этот умный парень смотрит на него с нескрываемым любопытством, и выдал свою обычную бледную улыбку:

– Удивляешься, почему меня беспокоит Ревсон?

– Не удивляюсь, а интересуюсь. Я знаю вас уже три года. Вы не из тех, кто сражается с призраками.

– Ты прав. – Брэнсон прервал разговор и окликнул вице-президента: – Минутку, мистер Ричардс! – а затем снова обратился к Ковальски: – Как ты думаешь, почему он меня так заботит?

– Этот Ревсон… Его тщательно обыскали. Он прошел все проверки. Может быть, если бы мы с ребятами знали, что именно вам…

– Да, он прошел все проверки. Прошел, образно выражаясь, с гордо поднятым флагом. Но не слишком ли высоко поднят его флаг? Вот ты, например, стал бы пробовать эту замечательную еду, напичканную ботулизмом?

– Ни за какие коврижки! Ну, разве что вы бы мне приказали…