– Мистер Хагенбах? – послышался женский голос.

– Говорите.

– Это Эйприл Уэнсди.

Хагенбах принял это с замечательной невозмутимостью.

– Слушаю вас, моя дорогая.

– Мистер Ревсон желает как можно скорее узнать, нельзя ли ослабить воздействие последнего средства, чтобы оно не было летальным. Он хочет дать вам как можно больше времени для решения этой задачи. Именно поэтому звоню я.

– Я постараюсь. Но не могу гарантировать.

– Еще он просит за минуту до применения последнего средства сбросить дымовые бомбы. А за минуту до этого он свяжется с вами по рации.

– Необходимо срочно с ним поговорить. Почему он сам не вышел на связь?

– Потому что я говорю из дамского туалета. Кто-то идет.

Голос перешел в шепот, и связь оборвалась.

Хагенбах произнес в переговорное устройство:

– Арсенал. Срочно. – Затем обратился к Картеру: – Генерал, мне понадобится ваша помощь в этом деле.

– Дамский туалет! – недоверчиво пробормотал Квори. – Что он вытворяет, этот ваш человек?

– Успокойтесь. Не мог же он сам туда пойти! Зная Ревсона, я бы дал высшую оценку его джентльменскому поведению.

– В больнице вы сказали нам, что ничего не знаете о «последнем средстве», – медленно и внятно произнес вице-президент Ричардс.

Хагенбах бросил на него ледяной взгляд:

– Вице-президент должен бы понимать, что нельзя быть главой ФБР, не умея уклоняться от ответов на некоторые вопросы.

Автофургон с завтраком появился на мосту в семь тридцать. Брэнсон отказался завтракать, что, наверное, было пустяком по сравнению с тем потрясением, которое ждало его впереди. В семь сорок пять Брэдли мастерски посадил свой «сикорский». Жискар, серьезный и решительный, спустился на мост. Его форма сержанта полиции выглядела здесь настолько неуместно, что привлекла всеобщее внимание, и в следующие пять минут его фотографировали больше, чем за всю предыдущую жизнь. Оно и неудивительно: будучи профессиональным телохранителем, Жискар всегда избегал фотокамер, и до сих пор это ему удавалось. Но даже грозный Жискар прибыл слишком поздно. В восемь утра Брэнсон, и без того встревоженный (что, надо признать, по-прежнему никак не отражалось на его лице), получил первый, и далеко не слабый, сигнал о своей уязвимости.

Он был погружен в разговор с бодрым и самоуверенным Жискаром, когда Рестон, дежуривший в президентском автобусе, позвал его к телефону.

– Я обо всем позабочусь, мистер Брэнсон. Вам нужно немного отдохнуть. – Жискар легонько дотронулся до плеча своего шефа. – Не о чем беспокоиться.

Он и не подозревал, насколько далеким от истины окажется его пророчество.

Звонил Хагенбах.

– У меня плохая новость для вас, Брэнсон. Киронис не хочет вас видеть. Ни сейчас, ни в будущем.

– Кто?

Брэнсон увидел, как побелели костяшки его пальцев, сжимающих телефонную трубку. Усилием воли он заставил себя ослабить хватку.

– Киронис! Президент вашего карибского островного рая. Боюсь, вас там не ждут.

– Не понимаю, о чем вы?

– Думаю, прекрасно понимаете. Ваша широкая рекламная кампания напугала беднягу до потери сознания. Мы не искали его, он сам позвонил. Ваш друг сейчас на линии. Соединить с ним?

Брэнсон не успел ответить, как в ухе у него раздался пронзительный голос с карибским акцентом:

– Ты дурак, Брэнсон! Сумасшедший! Глупый хвастун! Зачем тебе понадобилось объявлять на весь мир, что ты собираешься на остров в Карибском море? Зачем было кричать на весь свет, что в одном конце острова есть крепость-тюрьма? Кто тебя за язык тянул говорить, что у этого острова нет со Штатами договора о выдаче преступников? Идиот! И сколько, по-твоему, понадобилось времени ЦРУ, чтобы вычислить меня при наличии всех этих сведений? Я позвонил им прежде, чем они мне. Их флот уже вышел со своей базы в Гуантанамо. Их самолеты уже выстроились на взлетных полосах в Форт-Лодердейле с бог знает каким количеством десантников и морских пехотинцев. Они способны за десять минут захватить мое маленькое государство, и ваш вице-президент заверил меня, что это доставит им большое удовольствие.