Тут лошадь резко замотала головой и топнула передним копытом. Девочки рассмеялись.

– Видишь, Леда, Молния согласна.

– Почему ты называешь ее Молнией?

– Помнишь, мама рассказывала? Когда она была маленькой, у нее была любимая лошадь по кличке Молния.

– Думаешь, столько лет прошло, и она до сих пор жива?

– Может, это ее детишка.

– Ах, Иро, это ты – моя малышка-глупышка.

– А ты – нюня-ворчунья.

Леда посмотрела на сестру. Щеки горят, из носа течет, глаза на мокром месте. Еще чуть-чуть, и разревется.

– Давай, Иро, побежим по этой плиточной дорожке от стойла. Посмотри, куда она ведет.

Леда побежала вперед, то и дело оглядываясь: не отстает ли Иро. В какой-то момент вновь отвлеклась и с размаху налетела на кого-то выходившего с огорода.

– Ого, девочка. Ого, вторая девочка.

Женщина немыслимых размеров уперла руки в боки, перекрыв им дорогу.

– Простите, госпожа, что упала на вас.

– Дайте-ка угадаю. Марфины дочки?

Девочки согласно закивали.

– Какие вы уже большие! Я вашу маму еще вот тако-о-ой помню. Я чуть старше ее, но мы дружили. А почему она вас отправила к Несмеяну? То есть, я хотела сказать, к дедушке.

– Мы здесь ненадолго. Она приедет и нас заберет.

– А я надеюсь, что вы здесь подольше побудете. Глядишь, место и расцветет чутка. Как я рада, что удастся повидаться с вашей мамой!

– Мы ей напишем, что познакомились с вами.

– Да, скажите, что встретили тетю Виргинию. А тому не рассказывайте.

– Кому тому?

– Несмеяну.

– Дедушке, вы хотите сказать?

– Ага, ему. Мы хоть и не здороваемся, мне нравится посматривать, что у него на огороде растет.

– Не расскажем.

– Вот и славно, умницы. А теперь поспешите-ка домой. Небо вон как затянуло, того и гляди ливанет.

Сестренки побежали, но все равно не успели. Тучи нахохлились, набухли, почернели. С грозой прорвался ливень, и девочки тут же вымокли до нитки. Кроссовки увязали в грязи – едва сестры добрались до ступенек под навесом, тут же скинули набравшую воды обувь. Белоснежные носочки стали черными, одежда – мокрая насквозь, волосы вымыты-выполосканы. Дождь лил стеной: даже стойла не было видно. У Иро скрутило живот, и она оглянулась на Леду. По ее щекам бежали слезы.

– Леда, ты плачешь?

– Нет, это от дождя. Глупышка. С чего бы мне плакать?

– Потому что я тоже хочу поплакать. Я так скучаю по маме с папой. И молний боюсь.

– Ну хватит, Иро, не переживай. Мы же вместе. Помнишь нашу комнату? Помнишь, как прятались под простынями и играли в приключения?

– А когда-нибудь еще так будет?

– Конечно, как только окажемся в наших кроватках. А теперь давай пойдем внутрь. Надеюсь, этот дед хоть чуть-чуть умеет готовить, а то у меня уже урчит в животе.

– Ой, а вдруг и правда не умеет!

– А что мы тогда есть-то будем?

– У меня в сумке припасено печенье.

Когда они зашли, в доме было тихо, но в камине горел огонь. Из котелка, висящего над дровами, шел пар. Девочки разыскали свои вещи и переоделись. Иро перетрясла всю сумку, но печенья так и не нашла. И тут она заметила, что Мойра забилась под диван с каким-то пакетом. Иро легла на пол, просунула руку и вытащила упаковку – разодранную, обслюнявленную и совершенно пустехонькую.