Так вот что такое балет! Сколько раз Ляся участвовала в цирковой пантомиме! Там тоже артисты не говорят, а только жестами и выражением лица показывают, что происходит. Но здесь музыка и движения артистов сливаются в одно целое, и от этого все существо Ляси наполняется таким счастьем, что ей хочется плакать.
Проснувшись утром в «меблирашках» на Коленопреклонной улице, Ляся прежде всего спросила:
«Папка, мы в театр пойдем?»
Кубышка смущенно погладил лысину:
«Деточка, я ведь ангажемент получил. И аванс уже в кармане. Нам в Саратов надо. Да и театр уже уехал. Это ведь петербургский был, он здесь гастролировал».
Ляся опечалилась:
«А в Москве балета нет?»
– В Москве?.. О, здесь такой балет!.. Сегодня «Спящую красавицу» ставят».
«Спящую красавицу»?! Папка, а музыку тоже Чайковский сочинил?» – оживилась девочка.
«Да, Чайковский. Великий Чайковский».
«Он волшебник, папка?»
«Он чародей. Другой чародей, Чехов, хотел ему солнце подарить…»
«Солнце?.. – Ляся вскочила с кровати. – Да я б ему все звезды, все до одной, подарила!»
Кубышка покряхтел и пошел добывать билеты на «Спящую красавицу».
Нелегкое это было дело. Но еще труднее пришлось Кубышке в последние дни перед отъездом.
После спектакля Ляся бросилась отцу на шею и стала умолять:
«Папа, отдай меня учиться балету! Отдай, папка!»
И, потрясенный слезами дочери, бедный артист в течение трех дней подкупал на последние гроши швейцаров, часами простаивал у дверей кабинетов, ловил в коридорах за рукав нужных людей. Его или совсем не слушали, или скороговоркой бросали: «Да, понятно… Но сделать ничего нельзя». Какой-то третий помощник директора вынул из ящика письменного стола пачку писем на голубой и розовой бумаге, с княжескими и графскими гербами: «Вот кто протежирует – и ничего не можем! Привезите из Петербурга от Кшесинской записку – и в тот же день ваша дочь будет зачислена в балетную школу». А пойманный в коридоре лысый толстяк, не веря своим ушам, переспросил Кубышку:
«Кто? Клоун? Клоун провинциального цирка? Желаете, чтоб ваша дочь стала балериной?.. Ну, знаете, вы действительно… гм… клоун!»
Разгневанный Кубышка плюнул ему вслед и в тот же день увез осунувшуюся от горя девочку в Саратов.
Шли месяцы, годы, рушилась и дробилась на десятки государств бывшая Российская империя, рушился весь уклад Земли русской, а страсть, однажды вспыхнувшая в душе Ляси, не потухла, и чем резче скрежетало все вокруг в огне гражданской войны, чем несбыточнее казалась мечта, тем сильнее овладевала она девушкой.
… Кубышка уже заканчивал очередной ремонт кукол, когда Ляся вдруг приподнялась на топчане и сказала с внезапно вспыхнувшей надеждой:
– Папа, но ведь теперь легче поступить в балетную школу! Теперь, наверно, это совсем легко!
– Почему? – недоуменно посмотрел на нее Кубышка.
– Да ведь тех, которые писали розовые записки, теперь там нет! Они теперь все здесь собрались.
– Да, здесь… – растерянно пробормотал Кубышка. – Это ты верно сказала: они все сюда слетелись.
– Так зачем же и мы здесь? Уедем отсюда, папка! Уедем в Москву! Сегодня соберемся, а завтра сядем в поезд и поедем. Хорошо, папка?
От такого напора Кубышка окончательно растерялся:
– Что ты, доченька… Разве можно так внезапно! До Москвы больше тысячи верст… А фронт! Как мы через фронт перейдем? Да нас подстрелят, как куропаток…
– А главное, такие вопросы надо обсуждать при закрытом окне, – сказал близко незнакомый голос. Кубышка и Ляся вздрогнули. На улице, у раскрытого по-летнему окна, смутно вырисовываясь в темноте, стоял какой-то человек.
Ночной гость
– Кто вы? Что вам здесь надо? – испуганно спросил Кубышка.