– Кто его знает, может, и умер. Как в воду канул. Так будка и стояла до самой зимы распертая. Да это давно было, почитай, перед войной еще… А вы, барышня, кто ж будете?

Не ответив, Ляся вышла. И до самой квартиры шла молча.

Притих и Вася и только сбоку поглядывал на девушку пытливыми, умными глазами.

Жаркий воскресный день. Базар бурлит. В тени Деревянной парикмахерской сидят слепые – мужчина и две женщины – с белыми глазами и изрытыми оспой лицами. Мужчина играет на волынке, и под ее однотонные, тягучие звуки слепые поют:

Слепых окружила толпа: слушают, вздыхают. Вдруг в это стенание врывается развеселый голос – кто-то невидимый задорно поет:

Пение приближается. К толпе идет пожилой мужчина в сильно поношенной рубашке. В одной руке он несет маленький сундучок, в другой складную ширму пестрый ситец, прибитый мелкими гвоздиками к деревянным планкам. Лицо у мужчины серьезное. Он еле заметно шевелит губами. И кажется, будто песенку поет не он, а кто-то другой, сидящий то ли у него в кармане, то ли в ярко разрисованном сундучке.

Набожно-постные лица людей, окруживших слепцов, оживились, в глазах засветилось любопытство.

За мужчиной шла девушка с гармонью на ремне, перекинутом через плечо. И, хотя платье на девушке было из обыкновенного ситца, а курчавая голова повязана простым платочком, она со своими синими глазами, золотистым оттенком миловидного лица и стройной фигуркой казалась нарядной, праздничной, будто не на рынок пришла, а на свадьбу к подружке.

Кубышка установил ширму и спрятался за ней. Песенка не умолкала. Людей все больше разбирало любопытство: кто же ее поет?

Ляся стала близ ширмы и заиграла «Барыню». Тотчас же на ширме появилась длинноносая фигурка с колючими глазами, в колпачке, в красной широкой рубахе.

– Петрушка!.. – радостно узнала толпа своего любимца, народного героя кукольного театра.

– Ха-ха-ха!.. Мое почтение, господа! – приветствовал толпу Петрушка. – Вот и я приехал сюда, не в тарантасе-рыдване, а прямо в аэроплане!

– Здорово, Петр Иванович! – откликнулись в толпе. – Милости просим!

И представление началось, то кукольное уличное представление, которое так любили во всех городах и селах необъятной России и сто, и двести, и триста лет назад. Петрушка, этот забияка, плут и драчун, смеялся, пел, плясал. Он безбожно торговался с цыганом, бранился с капралом, объегоривал доктора, бил всех палкой и до тех пор сыпал шуточки да прибауточки, пока его самого не утащила за длинный нос собака Шавка.

Но, кроме этих действующих лиц «Петрушки», давно всем известных, появилось и новое лицо: господин с аккуратным брюшком, гладко выбритый, на носу – пенсне в золотой оправе, на голове – шляпа котелком. Он ходит уверенно, говорит строго и назидательно.

– Ты что здесь шумишь? – спрашивает он Петрушку. – Зачем нарушаешь порядок?

– А что это за штука такая – порядок, ваша милость? С чем его едят? прикидывается наивным Петрушка.

– Порядок – это чтобы каждый был на своем месте. Всяк сверчок знай свой шесток.

– А, это такой, от которого хоть волком вой? – догадывается Петрушка. – Не его едят, а он ест?

Когда господин уходит, Петрушка спрашивает:

– Музыкантша, что это за тип?

– Это юрисконсульт, – отвечала Ляся. – Разве, Петр Иванович, ты его на знаешь? Его фамилия Благоразумный.

– А если я его палкой по голове умной, ты сыграешь похоронный марш?

– Что закажешь, Петр Иванович, то и сыграю: хоть марш, хоть плясовую.