– На это есть специально отведённый день, – наставлял полковник. – Суббота. Слыхал? Или у вас в части иначе?

– Никак нет! ПХД и баня по субботам!

– А сегодня, какой день недели?

– Четверг, товарищ полковник!

– Вот видишь, – душевно проворковал полковник, и Острогору на мгновение показалось, что он вот-вот ласково погладит его по головке или дружески похлопает по плечу, – до субботы дожить надо!

За спиной Дубова материализовался конвоир. Его физиономию покрывала морщинистая сетка злобы, а глаза пытались испепелить арестантов.

– А ты куда смотрел? – обернулся на шаги полковник.

– Я в подвале был, товарищ полковник, – соврал солдат.

– Разве там нет присмотра?

– Есть, но…

– Зайдешь ко мне после обеда, – оборвал полковник автоматчика и вперил взгляд в полураздетого собеседника, покрывающегося гусиной кожей.

– Закаливание полезно, сержант, не так ли?

– Так точно, товарищ полковник!

– Острогор, Острогор… Дубов перебрал в памяти личные дела арестантов. – Это не ты ли с ножом на своего ротного покушался?

– Там всё совсем не так было, – прошлёпал посиневшими губами сержант.

– Я просто…

– Как там было на самом деле – уже никого не интересует. Даже историков. Ты здесь, значит за дело. Твой старшина даже бочку берлинского клея презентовал, лишь бы билет тебе сюда поскорее выправить. Кстати, о бочке. Она тут стоит не просто так. А для сбора и хранения дождевой воды.

Острогор знал, что Дубов увлекался разведением растений, и в его кабинете было множество кадок и горшков с цветами, для полива которых чаще всего использовалась дождевая вода из бочки.

– Это я тебе, Острогор, для общей информации рассказываю, – продолжал полковник. – Воду ты израсходовал, и хотя дожди ещё будут, статус-кво надо восстановить.

Огромная фигура едва заметно подалась в сторону танкиста:

– Поставь-ка бочку на место. А ты принеси кружку! – кинул он за спину, и конвойный застучал сапогами, побежав в столовую.

– Вот тебе задание, сержант. Видишь на том конце плаца колонку?

– Вижу, товарищ полковник.

– Так вот, орёл, будешь набирать из колонки воду в кружку и носить её сюда, наполнять бочку. Начнёшь прямо сейчас, – начальник гауптвахты посмотрел на часы. – На моих 10.43. Думаю, ты и за сутки не управишься. Тут сорок вёдер. Ну и источник далече, – он скосил рот в подобии улыбки.

– Пока не наполнишь до краёв, приём пищи для тебя запрещён!

– А если я успею до ужина? Полковник приподнял брови:

– А ты нахальный, оптимист! Это нонсенс, сержант!

– Ну, а всё же?

– Скорей всего, небо упадёт в Дунай, нежели у тебя это получится!

– А Суворов, между прочим, Измаил-то взял!

Дубов смерил Острогора долгим взглядом холодных глаз, в которых вспыхнула и тут же погасла искорка азарта. Он взял подбородок в ладонь.

– Хм. Заинтриговал. Историю, смекаю я, ты знаешь. А вот силы свои переоцениваешь. Ладно, Диоген! Если управишься до 15.00, выпущу из-под ареста!

Сидя на втором этаже административного блока, полковник бросал взгляды в окно и наблюдал за спорой беготнёй сержанта по плацу.

Водонос, выработав свою методу сизифова труда, рысцой мчался от бочки к колонке, а обратно двигался быстрым, семенящим шагом со склонённой головой к полной кружке, намертво зажатой в ладони. Проливать мимо было непозволительной роскошью, каждая оброненная капля приравнивалась к секунде, если не минуте истраченного вхолостую времени.

За 45 минут перемещения по маршруту бочка – колонка – бочка, Острогор расплескал весь свой энтузиазм, стал выдыхаться и снизил темп скорости, выискивая в умозрительных вариантах более эффективный способ решения задачи. Старая модель «в час по чайной ложке» не лезла ни в какие ворота. Вода в ёмкости едва поднялась до щиколотки.