Промедлив несколько мгновений, после того как Журден прервал его размышления, Пелинор оглянулся по сторонам и на его лица появилась лукавая улыбка.

– Ох, простите добрый человек, я немного был погружён в мысли. Впрочем, как я могу отказаться от стаканчика вина в жаркий полдень? – Пелинор снял шляпу и отсалютовал сидящим в шатрах

– Ну что Вы, господин Пелинор. Простите скромного торговца рабами Журдена, что посмел прервать вас. Все мы знаем, что Вы постоянно думаете о нас, простых гражданах Империи! Всё вы о нас, недостойных, заботитесь! – последние две фразы Журден произнёс особенно громко, так, чтобы их услышали все сидящие в шатрах. В ответ оттуда стали доноситься выкрики тостов с пожеланием здоровья господину Пелинору и процветания Империи и её граждан. – Но разве как честный гражданин могу я позволить себе не позаботиться о Вас? Прошу Вас, прошу проходите, выпейте вина с ледяной водой.

Пелинор немного осмотрелся вокруг, как будто выискивая кого-то на полупустой площади, а затем последовал за Журденом. Входя в шатёр, он снял широкую шляпу и Асми бросились в глаза его необычайно чёрные волосы, про такие обычно говорили "цвета воронова крыла". Опять же вопреки столичной моде, они не вились длинными локонами, а были пострижены довольно коротко, спускаясь чуть ниже ушей. Сложно было определить из какого народа происходил господин Пелинор, он был высок как северянин, которых она изредко видела до этого, да и тяжёлые надбровья намекали на это. В целом, лицо с широкой челюстью, широкими, для местных, скулами и мощным подбородком было заметно многое от потомков северных варваров. С другой стороны слегка удлинённый кончик носа и чувственные губы, говорили о том, что в его родословной явно был кто-то ещё. Но больше всего привлекали внимание его глубоко посаженные глаза очень тёмного зелёного цвета, Асми никогда не видела моря, но из описаний путешественников и стихов поэтов, которые её заставляли учить, именно такого цвета могло быть море перед самой грозной бурей.

– Прошу Вас, господин Пелинор, присаживайтесь вот сюда.

– Благодарю Жером, я постою. – гость хозяина ответил весёлым тоном, но глазами он иногда посматривал на вход в шатёр, как будто что-то искал.

– Журден, мой господин – вежливо поправил его работорговец – Рабыня, быстро налей гостю вина и льда не забудь! Господин Пелинор, это вино с моей родины, но если Вы желаете чего-то особого, то я тут же пошлю своего верного слугу.

– Да? Тогда мне перегнанного тростникового вина, разбавленного ледяной водой и выжмите туда половину лимона. – Гость выжидающе посмотрел на хозяина.

– Ах… А господин Пелинор изволит шутить. ха-ха – попытался выдавить из себя Журден подобие смеха – но если вы.. то я…

– Оставь Жювер, я действительно шучу, я готов выпить всё, что Вы мне предложите.

– Журден, господин. Рабыня, позаботься обо всём , подай уважаемому господину кубок. Не правда ли, дорогой гость, приятно, когда после долгих трудов на благо нашей великой Империи, на Вашей вилле, я уверен обставленной с самым изысканным вкусом, Вам будет прислуживать такая прелестная рабыня? А если к вам на придут гости, то…

Пока Журден рисовал перед Пелинором всё более заманчивые и чудесные картины того, как измениться его жизнь, будь у него молодая рабыня, подобная Асми, сама Асми, старалась дышать как можно меньше, поднесла двумя руками кубок гостю. И тогда она увидела его взгляд. Не тот хитроватый прищур, которым он глядел на окружающих, а его настоящий взгляд, изучающий, проникающий вовнутрь, казалось, что он глядеть в самую душу и это пугало. Так мог бы смотреть на зайца ястреб-тетеревятник, реши он его помучить пред смертью. Асми забыла как дышать, кровь отхлынула ото всех членов тела, казалось ещё немного и она взмолится о прощении, она готова была принять любое наказание, лишь бы этот страшный человек перестал на неё смотреть. А ещё поняла в чём главная сила гостя это не статус, и не богатство, и не крепкое тело, как у античных героев, которых ваяли скульпторы Империи. Его сила – это сила власти, не формальной власти, даже если бы у него не было всего того, чем он обладал, к нему бы прислушивались.