– Как? Убийство? – еще тише спросил Сеня и бросил взгляд на соседние столики, где соседи поднимали заздравные фужеры.

– Знаете, – сказал Вадик, – вам не надо было подписывать конвенции. Это умственное упражнение, как видно, сильно вас истощило. Вы глупеете прямо на глазах. Заметьте себе, я потомок янычара. Но сам я чист перед законом. Особенно, если закон работает в мою пользу. Я, конечно, не херувим. У меня нет крыльев, но я чту Уголовный кодекс. Это моя слабость. И даже немного их изучал. Чтобы безнаказанно нарушать законы, их нужно знать.

– Как же вы думаете отнять деньги?

– Как я думаю отнять? Отъем или увод денег варьируется в зависимости от обстоятельств. У меня лично есть четыреста сравнительно честных способов отъема. Но не в способах дело. Дело в том, что сейчас нет богатых людей, И в этом ужас моего положения. Вам известно мое уважение к Уголовному кодексу. Нет расчета грабить человека. Дайте мне индивида побогаче. Но его нет, этого индивидуума. Ротшильд скончался после седьмой операции замены сердца. Остальная мелочь мне не интересна. Остается грабить коллектив.

– Как приятно, – сказал он задумчиво, – работать с легальным миллионером в хорошо организованном буржуазном государстве со старинными транснациональными традициями. Там ТНК – популярный бренд. Адрес его известен. Он живет в особняках, где-нибудь в Лондоне или Рио-де-Жанейро, катается на корабле бессмертных в Тихом океане. Идешь прямо к нему на прием и уже в передней, после первых же приветствий, отнимаешь деньги. И все. Культура! Что может быть проще? Только не подберешься к этому ТНК. Слишком много желающих его обчистить. Джентльмен в обществе джентльменов делает свой маленький бизнес. Только не надо стрелять в люстру, это лишнее. А у нас… боже, боже!.. В какой холодной стране мы живем! У нас все скрыто, все в подполье. Российские деньги олигарха не может найти даже Минфин с его сверхмощным налоговым аппаратом. И не хочет. А олигарх, может быть, сидит сейчас в этом так называемом летнем саду за соседним столиком и пьет сторублевое пиво «Тип-Топ и в дамки». Вот что обидно!

– Не продолжайте. Я знаю, что вы хотите сказать. Нет, не то, совсем не то. Я не буду душить его подушкой или бить вороненым наганом по голове. И вообще ничего дурацкого не будет. Ну, может только отниму и присвою украденный бизнес. Ах, если бы только найти коллектив идиотов! Уж я так устрою, что они свои деньги мне сам принесут, на блюдечке с голубой каемкой.

– Это очень хорошо. – Чубысь доверчиво усмехнулся. Пятьсот триллионов на блюдечке с голубой каемкой.

– Сами принесут? – спросил вдруг Чубысь скрипучим голосом. – На блюдечке? А если не принесут? А где это Рио-де-Жанейро? Далеко? Не может того быть, чтобы все ходили в белых штанах. Вы это бросьте, Вадик. На пятьсот триллионов можно и у нас хорошо прожить.

– Бесспорно, бесспорно, – весело сказал Вадик, – прожить можно. Но вы не трещите крыльями без повода. У вас же пятисот триллионов нет.

– Я знаю такого триллионера. С лица Вадика мигом сошло все оживление. Лицо его сразу же затвердело и снова приняло медальные очертания.

– Идите, идите, – сказал он, – я подаю только по субботам, нечего тут заливать.

– Честное слово, мосье Вадик…

– Слушайте, Сеня, если уж вы окончательно перешли на французский язык, то называйте меня не мосье, а ситуайен, что значит – гражданин. Только не вздумайте называть меня именем французских рыцарей.

– Почему?

– Это обидно.

– Как мне рассказывали собутыльники, французских рыцарей именовали шевалье. Точнее, шевальё. По правилам русского языка название сократилось и закрепилось. Впрочем, если французские короли обмывались водой два раза в год, что же вытворяли рядовые рыцари, из-за невозможности снять латы самостоятельно и испражнявшиеся в них? Даже в Лувре не было отхожих мест. Если же продукты питания еще и подкисали в латах… О! Это было нечто. Не говоря о том, что высшей доблестью рыцаря считалось испортить деревенскую простушку. А глисты, вши и блохи, с чумой, регулярно прореживавшие швальё и Европу.