– Да, послушайте, Шнякин, я капитан Соколов. В семнадцать часов я буду по вашему домашнему адресу, – добавил металла в голос и закончил, – и учтите, это в ваших интересах, – и отключился.

Соколов посмотрел на часы. Времени было достаточно, прибрал в комнате, прихватил пакет, покинул берлогу, сел в машину и выехал со двора.

На подъезде к областному центру автотрасса приблизилась к железной дороге. По ней навстречу, то есть в сторону Китая, двигались товарные поезда с полувагонами, груженными металлоломом (странно, что еще не весь вывезли), но чаще с платформами, груженными отборным кругляком. Глядя на них почему-то начинало ныть сердце, а на языке закручивались самые непотребные слова в адрес руководителей страны, которые десятилетиями гундосят о наведении порядка в лесном хозяйстве страны, в вопросах экспорта деловой древесины и местной переработки. А в итоге китайцы прекратили заготовку древесины на своей территории. А зачем? Пусть русские рубят свой лес и гонят к нам, а мы свой прибережём.

Подъехав к дому Шнякина Соколов позвонил ему и сказал, что ждет в машине. Через пару минут тот вышел из подъезда, на его лице было написано беспокойство. По старой профессиональной привычке Соколов решил сразу поднапереть на оппонента. Шнякин устроился рядом на сиденье, увидел повязку на голове Соколова и побледнел. Не давая ему опомниться, Соколов с размаху шмякнул на колени соседа пакет так, как азартные игроки бьют тузом шестерку, угрожающе развернулся в кресле всем своим видом показывая, что из последних сил сдерживает себя, чтобы не врезать пассажиру по сусалам. Шнякин отпрянул, прижался к дверце и жалко скукожился. Уперев как удав взгляд в бегающие глаза Шнякина, и выдержав паузу, Соколов зло бросил: – Я слушаю, говори.

– Я… я… не знаю… э… как…, – замычал Шнякин. Соколов рукой схватил его за загривок и несильно, но резко ударил его лбом о переднюю панель машины.

– Я двести километров отмахал не для того, чтобы твое блеяние слушать! Говори!

– Я, я всё скажу, – потирая лоб, заверил Шнякин. – В общем, в тот день я был у москвичей, разговаривал с Георгием и Александром и предложил им сотрудничество по разработке этого месторождения. «Кочка» оно называется. Разговор плохой получился. Они сказали, что сотрудничать с такой с…, в общем, от сотрудничества они отказались и предложили продать им «Кочку». И назвали смешную цену.

– Шнякин, эти три месторождения золота, где пашут артели москвичей, продал им ты? Когда? Ну?

Шнякин втянул голову в плечи и выдавил из себя: – Да, я! Это… это… лет шесть – семь тому назад.

– А Бачуриным? Тоже ты?

– Я.

– Ладно, продолжай.

– В общем разговор о «Кочке» с ними —Георгием и Александром – не получился, и тон разговора был …э… такой, что я …э… я вдруг испугался. Москвичи-то не белые и пушистые. Помните, не так давно их работник пропал, а потом в тайге скелет нашли? Фамилию я забыл.

– Фомичев! Помню, и что?

– Как что? Все говорили тогда, что этот Фомичев скрысятничал, и москвичи его… того!

Я и подумал, а ну как они меня… В общем, я испугался и сказал, что все материалы по «Кочке» хранятся у моего друга и… и назвал вас. Я, я был в панике! А потом я пошел на почту, сделал этот пакет и… и всу… и отдал его вам.

– Причем здесь почта, Шнякин?

– Ну как причем? Взять с собой к москвичам материалы по «Кочке» я побоялся, и оставил их в абонентском ящике на почте. Чтобы забрать после встречи с москвичами.

– Значит, забрал и всучил мне! Во как! Ладно! А если бы я сразу вскрыл пакет? Прямо там – в конторе?

– Я…я и рассказал бы всё как есть. Куда мне было деваться?