Я понял, что она сейчас закричит, и подскочив, зажал ей рот. Я не ошибся. Как только я это сделал, она что-то завопила мне в руку.

– Тихо, тихо… Нас услышат… Не ори…

Она замолчала. Потом громко зашептала:

– Где мы? Что случилось? Боже мой, они папу убили! – и опять чуть не завопила, но я успел закрыть её рот рукой. Когда она немного успокоилась, я спросил:

– Другой выход из сада есть?

– Нет…

– Тогда забирайся на меня и перелезай через забор, – с этими словами я, присев, подставил плечи. Она без труда залезла на забор, но, когда спрыгнула с него с другой стороны, раздался плеск воды, хлюпанье, шлёпанье и негромкие вскрики.

– Что там? – спросил я тихо.

– Какое-то болото…

– Этого ещё не хватало, – с досады я выругался.

Дом стоял на возвышенности, а край сада, к которому мы пришли, находился в низине, и за забором вполне могло быть болото. Я перекинул Цветок через забор и перебрался сам, слезая осторожно, чтобы не плюхнуться туда же, куда упала Анфиса. Оказалось, там была яма с водой, мимо которой она не промахнулась.

– Ты знаешь, как выйти к трассе? – спросил я Анфису.

– Туда! – она показала в сторону густых зарослей.

За забором, возле дома, послышались голоса, почти сразу раздался звук полицейской сирены.

– Ты вызвал? – спросила Анфиса, вопросительно глядя на меня опухшими от слёз глазами.

– Нет… Не успел… Стрелять начали, а там уже не до звонков стало.

– Нужно – обратно, – уверенно сказала она, рванув в сторону забора, готовая его перепрыгнуть.

– Не торопись, – я схватил её за рукав. – Ты ведь не знаешь, что там произошло и что там за люди. Может, сейчас менты туда приедут, обнимутся со всеми по-братски и спишут всё на несчастный случай, а нас в розыск подадут. Нам сейчас это надо спасать, – я кивнул в сторону Золотого цветка.

– Ты иди, а я пойду обратно… Не убьют же они меня…

– Это – как знать… Мы теперь – свидетели. Нам лучше завтра в участок прийти. Так безопасней, – настаивал я.

Анфиса постояла в раздумье несколько секунд, и, будто очнувшись, со слезами бросилась мне на шею:

– Что же это такое Толик? – рыдала она. – За что они папу убили? Что же теперь будет?

– Мы не знаем, что там произошло. Не делай выводов раньше времени. Сейчас нам уходить надо. Потом поплачешь…

Я мягко отстранил её от себя, взял за руку, взял Цветок, и мы побежали в заросли. Пробираясь в темноте через трудно проходимый даже днём лес, я, судорожно стараясь сосредоточиться, соображал, что же делать дальше, но ничего не получалось. Мысли то и дело сбивались ямами, кочками и кустами. Каждая яма была наполнена водой, каждая кочка грозилась торчащим из неё пнём, каждый куст царапал лицо. Через всё это мы продирались около часа. Анфиса на удивление стойко переносила нелёгкий путь, иногда лишь постанывая и покрикивая на препятствиях. Затем началась болотистая местность с редкими деревьями и кустами. Под яркой луной и звёздами видимость стала получше. Мы пробирались вдоль кустов, стараясь обходить воду, но это не всегда получалось. Несколько раз появлялись мысли вернуться обратно. Но уже хорошо было слышно, как по автотрассе проносились автомобили, значит, оставалось пройти уже совсем немного, и мы двигались – медленно, но уже всё увереннее.

Через пару часов изнурительного пути мы выбрались на трассу. Мокрые, помятые, грязные и уставшие, но живые!

На наши отчаянные призывы подбросить нас до города сразу остановился видавший виды «москвичек». За рулём оказался добродушный дедушка, тщедушный, но очень бодрый.

– Мы немного мокрые и грязные, – вежливо предупредил я его, открыв переднюю дверь.

Дедуля осмотрел меня, покачал головой не совсем одобрительно, и промолвил: