Дай не шелохнулся. Долго смотрел, как пляшет огонь в густеющей южной тьме, но не заметил, как лепестки огня сменили рубиновые меркнущие угли и голубые ползучие огонечки последнего жара. Когда огонь прогорел, и даже крохотные лепестки голубого золота перестали выпрыгивать с углей, он бесшумно поднялся, обошел кострище и тихонько лег под бок к Юму с другой стороны от костра, чтоб Юму со всех сторон было тепло. Дым мягким одеялом тянулся поверх, неощутимый ветерок с моря щекотал лицо невесомыми крошечными пленочками пепла, тихое дыхание Юма задевало волосы на макушке. Дай забыл, что мир бывает таким хорошим… Пусть Юм спит. Не надо никаких разговоров или чудес. Пусть только Юм отдохнет. Не надо быть обузой. Надо быть поддержкой, и, прижимаясь к Юму, Дай отдавал ему все то ласковое сильное солнце, что накопил за эти дни. Юм устал. А всегда должен быть ярким и сильным, как солнце… Надо отдать ему свой свет.

Юм сказал, что больше из нормальной жизни никуда забирать не будет: жизнь – не сказка, и ее надо жить, а не терпеть. А чтобы было время для замедленного, не как у всех, взросления, Даю лучше пожить на Берегу Яблок, потому что тут время другое, чем снаружи, время «Всегда»…

Дай пока еще не понял, что это за место – Берег Яблок и что это за время «Всегда», хотя и прожил уже здесь полтора месяца. Здесь все мало было похоже на обычную жизнь: лето стояло на одном месте, но дни шли за днями. Только получается, что такая жизнь – вообще почти без Юма.

Еще Дай чувствовал, что будто бы виноват в том, что надел тогда Юму на голову этот белый Венок: круг дел Юма из-за этого стал намного больше – этот белый ободок приковал Юма к действительности так же крепко, как и самого Дая. Этим Венком он лишил его какой-то последней свободы. А снять и положить обратно – нельзя. Но Юм не рассердился. Он тогда до вечера сидел с Даем и все думал, думал, думал – прямо там, в Храме, на полу. Еще зачем-то взял и примерил Венок на Дая – но тот оказался велик и спадывал, застревая на ушах и носу. Дай засмеялся. А Юм удивлялся и все спрашивал:

– И что? И ничего не чувствуешь? И голова не кружится?

Дай чувствовал только тепло – в буквальном смысле, потому что давно уже замерз в этом огромном зале, хотя Юм и закутал в черную свою мантию. А от ободка шло тепло, и он немножко погрел пальцы и опять надел Венок на Юма. Вот и все. Но тогда он не знал, как эта штука изменит всю жизнь и Юму, и ему. Он вообще тогда не знал, что это Венок, Corona Astralis, Венок из звезд.

Нет, никогда не заговорить: сказать нечего, одни вопросы без ответов… А этот Берег? Что это вообще за место? Юм, оставляя с Гаем, объяснил:

– Ты меня не жди. Ты просто живи, и все. Я ведь все равно к тебе приду, да что там – я и так всегда с тобой.

Как это: «не жди»? Дождался ведь. Он вздохнул и поближе придвинулся к Юму. Юм что-то пробормотал и сам его приобнял. Стало теплее. Дай еще немножко посмотрел на угольки, на море и уснул.

А проснулся у себя в кроватке, и вредный Гай, локтем удерживая раскрытую книгу под мышкой, тряс омерзительно звонким колокольчиком. И глаза – совсем узкие от злости.

Сначала показалось, что Гай может быть таким же, как Артем, раз Юм с ним дружит. Дай несколько первых дней глаз не отводил, все высматривал хоть что-то, похожее на Артема. Гай злился и все время прогонял от себя. Дай после очередного «Уйди отсюда, бестолочь!» вздохнул и внутренне отвернулся от него насовсем. Гай с бестолочью, да еще немой, дружить никогда не захочет. Что ж, стал жить сам по себе, как раньше в школе. Этот Гай, как бы ни притворялся мальчишкой – такой же, как те скучные взрослые в школе. Даже хуже. Те хоть не обзывали так обидно всякими «поганиками» и не поддавали по заднице так, что пыль из штанов… Зато Гай отпускал гулять одного и не донимал ежеминутным присмотром.