– В таком смысле, – развалившись в кресле, я протягиваю руку и беру со стола ручку. – Кто ты такая? Что тебе от меня надо? В чём смысл представления?

– Я не понимаю о чём вы, – вежливо отвечает куколка. В её взгляде появляется тревога, и это мне нравится. Поняла, наконец, что шутки кончились! Доигралась…

– Не понимаешь, да? – я кладу ручку и беру карандаш, пару раз перекатываю его в пальцах, после чего лёгким движением ломаю, глядя ей в глаза. Она всё так же пытается демонстрировать спокойствие, но я отлично вижу и расширившиеся зрачки, и раздувшиеся ноздри. Боишься, милая… Это хорошо. Ты мне сегодня испуганной нужна. – Когда я ложился на операцию, здесь было полно народу – врачи, медсёстры, кто-то там ещё… Сейчас во всём здании только мы с тобой. Причём ты украла мой телефон и всю мою одежду, кроме той, что на мне…

Я не успеваю договорить – меня перебивает телефонный звонок. Она смотрит на дисплей и заявляет:

– Прошу прощения, мне нужно ответить, это важно, – и, нагло заткнув мне рот этим своим «прошу прощения», обращается к собеседнику: – Да! Да, всё верно… Конечно, ждём! Нам эти инструменты нужны были, как говорится, ещё вчера!.. Спасибо за извинения, но вы же понимаете, в каком положении мы оказались?..

Она продолжает выносить кому-то мозг за срыв сроков поставки, при этом автоматически елозит мышкой по коврику и не обращает на меня ровным счётом никакого внимания. Это раздражает, и я собираюсь поставить нахалку на место, как вдруг отвлекаюсь на посторонний звук.

Показалось? Нет, я снова слышу, как за дверью кто-то разговаривает! Не совсем близко, а как будто собеседники проходят через центральный холл мимо закутка, в котором спрятался кабинет главврача. Ещё голоса, уже дальше, и вроде даже чей-то негромкий смех. Музыка… Трель телефонного звонка!

Что за?..

Слуховые галлюцинации?

Я собираюсь подняться, чтобы выглянуть из кабинета, но тут куколка со словами:

– Да! Ждём как можно скорее! – заканчивает разговор и обращается ко мне: – Так о чём мы с вами говорили?

Я снова откидываюсь в кресле и пристально рассматриваю её нежное лицо, слегка припудренное мельчайшими полупрозрачными веснушками, и, продолжая невольно прислушиваться, сообщаю:

– О том, что ты меня похитила.

– Что?!

Её удивление настолько искренне, что я принимаюсь издевательски аплодировать.

– Браво! У тебя талант! Поздравляю! Жаль, что ты растрачиваешь его понапрасну… Итак, я хочу получить мой телефон, документы и одежду…

– А, вот в чём дело! Вы тот… э-э-э… раздражённый пациент, у которого пропал телефон! – понимающе восклицает она.

– Это я, – подтверждаю кивком её слова и добавляю: – И если мне его не вернут, я стану не просто раздражённым, – я поднимаюсь, обхожу стол и склоняюсь к ней, почти касаясь губами уха: – Я стану таким агрессивным, что мало не покажется, – хриплым шёпотом обещаю я. – Порву тебя, поняла? Так порву, что потом ни один гинеколог не зашьёт!

Как красиво она боится! Грудь под трикотажной тканью поднимается и опускается, в такт сдерживаемому дыханию, и от этого плавного скольжения вверх-вниз у меня темнеет в глазах. Она сидит очень прямо и смотрит перед собой, а я вижу, как её шея становится розовой, и щёки словно расцветают.

Как же она хороша! Ещё прекраснее она может быть только в постели…

– Если вы немедленно не прекратите, я вызову охрану, – тихо, пытаясь казаться спокойной, обещает она.

– О! Охрану? Серьёзно? Давай, вызывай! – усмехаюсь я. – Очень хочется на это посмотреть!

– Ваш телефон давно уже отнесли к вам в палату! – проигнорировав мои слова, говорит она. – Вы забыли его в кармане пальто, в раздевалке на первом этаже. Нам пришлось вскрыть ваш шкафчик.