– А! Плата – это, знаешь ли, один из основных способов добиться желаемого в волшбе. Ты, например, готова заплатить за мудрость?

– Конечно!

– Тогда держи. – И он точным и небрежным движением вложил мне в руки только что снятую с трубки раковину из перламутрового стекла.

Она еще не остыла.

Сказать по правде, ей надо было остывать несколько часов, чтобы я могла безбоязненно взять ее. Она была… Ладони мои мгновенно высохли и прикипели к сияющим бокам. Они стали подобны истлевшим прошлогодним листьям, проволочному каркасу, кое-как удерживающему бурую выкрашивающуюся плоть.

Отшвырнуть подарок не удалось – похоже, кости вплавились в стекло. Я попыталась сунуть раковину Врану – но не смогла до него дотянуться, хотя он стоял совсем близко.

Я хотела бежать, но не двигалась с места, хотела упасть на пол, но оставалась на ногах, все острые углы и твердые поверхности оказались недосягаемы.

Вран отстраненно разглядывал меня. Ни сочувствия, ни неприязни – словно алхимик, поместивший катализатор в реагент и теперь наблюдающий за тем, что получилось.

– Вран! Забери ее!

Он отрицательно покачал головой.

– Это иллюзия, да? Ты заколдовал меня!

– Все на самом деле, смертная. Я только не подпускаю боль, чтобы ты могла думать.

– Это ловушка?

Он пожал плечами:

– Если ты так считаешь, то да.

– Что мне делать?

– Плати. Ты же согласилась.

280 год от объединения Дареных Земель под рукой короля Лавена (сейчас)

Мораг что-то сказала, и я очнулась:

– А?

– Рассказывай. Что приключилось с твоими руками?

– Сгорели, я же сказала. Я сдуру схватилась за неостывшее стекло.

– И кто тебя вылечил? Этот, Ветер?

– Нет, Ветер не целитель, он воин. Вылечил меня волшебник с той стороны, Вран. Ни шрамов не осталось, ничего. Я думаю, что тебя тоже вылечил он.

– Хм… – Принцесса передернула плечами. – Не знаю, кто там меня лечил. Я очнулась уже здесь, а этого твоего приятеля и след простыл. Ютер сказал, что меня привез какой-то рыжий странствующий рыцарь и что у нас его никто не знает. Так кто он, этот Ветер, бес его забери?

– Он из Сумерек, миледи. Из холмов.

– Дролери?

– Ну… да, хотя они так себя не называют. Он почему-то помог тебе.

– Пожалел? – Она снова коснулась шрама.

– Не знаю. Вряд ли. Им несвойственна жалость, насколько я могу судить. У Гаэта были свои соображения. – Мораг хмыкнула, а я добавила по какому-то наитию: – Он сказал, что ты очень сильная.

– Экая новость.

– Нет, не в смысле физической силы. Он говорил о силе духа, об ауре, о тех эманациях, которые мы излучаем. Они очень хорошо это чувствуют.

Мораг устало покачала головой:

– И откуда у тебя такие знакомства?

– Я жила рядом с ними четверть века. Ю думает, что я умерла, утонула тогда в реке. Но это не так.

– Тебя забрали в холмы…

– …в Сумерки.

Странное дело, но Мораг восприняла это спокойно, как должное, даже кивнула. Может быть, из-за того, что сама только что подверглась чудесному превращению. Я на всякий случай поспешила указать ей на это еще раз:

– Тебя ведь тоже забрали в Сумерки, миледи. Сегодня. Сегодня же и вернули, а могли вернуть и через тридцать, и через сто лет.

– Угу. Только не видела я никаких Сумерек. Я спала.

– Может, не помнишь?

– Может, не помню. – Она помолчала. – Но рожу мне эта тварь раскроила, это помню. Это я очень хорошо помню. Я думала, насовсем ослепну. Черт! Проснулась, а глаза видят, нос дышит… Я говорю Ютеру – зеркало дай, а он перепугался, дурак. Не дает. Потом все-таки дал.

– А в зеркале только один шрам!

– Вот именно! Я чуть не рехнулась. Я же помню, что со мной было.

– Плохо было.

– Дерьмо полное было! Не лицо, а вспаханное поле. Разваливалось в руках как… тыква гнилая.