«Ската», – повторила я мысленно. Интересно, это настоящее ее имя или прозвище?

– А хочешь взглянуть на меня? – продолжал шептать Амаргин. – Вон мой двойник, смотри. Настоящий наймарэ, высший демон.

Серебряное пространство за спиной у Скаты сгустилось еще одним темным пятном. Пятно стремительно обрело форму – человекообразное чудовище, стоящий в полный рост мужчина с иссиня-смуглой кожей, в плаще черных крыльев, остроухий, с заметающей плечи белой как снег шевелюрой, с раскосыми глазами, полными мрака, с узкой щелью рта, рассекающей лицо практически пополам. Он пошевелился, встретился со мной взглядом и сделал движение вперед – Ската обернулась на него и зашипела снизу. Черное чудовище ответило гораздо более громким шипением, разинуло рыбью пасть, оскалило зубы, неприятно напоминающие изогнутые парусные иглы, и отодвинуло горгулью крылом. Ската упала на одно колено, запутавшись в собственном хвосте. Шипение ее оборвалось кошачьим оскорбленным мявом.

– А ну, цыть! – рявкнул Амаргин. – Подеритесь еще у меня!

Оба чудовища замерли, искоса поглядывая друг на друга; в груди у черного тихонько ворочалось рычание.

– Его зовут Асерли, Обманщик, – сказал Амаргин. – Он был моей тенью на грозовой ночной туче, когда я его впервые увидел. Один из вереницы таких же кошмарных тварей Дикого Гона.

– А… – только и смогла выдавить я. Ничего себе! Я даже оглянулась через плечо на Амаргина.

– По молодости чем только не занимался, – он изобразил смущение, а потом добавил с гордостью: – Ты только взгляни, до чего паскудная рожа! Просто жуть берет.

Жуть и в самом деле брала. Ската была все-таки посимпатичнее. Она была страшненькая, но потешная. А от Асерли веяло ледяным ветром безумия, черной неистовой высотой, налетающей грозой, близкой гибелью…

Ничего себе двойник! Уж лучше моя Ската.

– Разве можно призывать сюда полуночных? – неожиданно вспомнила я. – Гаэт говорил…

– Никто никого не призывает. Мы всего лишь смотрим на воду.

– Я тоже смотрела на воду, но Гаэт…

Амаргин погрозил мне пальцем:

– Гаэт не набежал бы просто так. Сдается мне, эта красоточка, прежде чем тебя заарканить, погуляла по округе и наследила там.

– Точно. Разрушенный замок из песка, кто-то построил, а она разрушила. Кто ее тогда вызвал, если не я?

– В щель пролезла, – Амаргин хмыкнул. – У Плакальщицы дверь всегда неплотно притворена.

– У Перлы? У нее тоже фюльгья полуночная? Она волшебница?

– Она – родня Неблагого Двора, а посему предсказывает смерть. Иногда.

– О… а она мне платье сделала, – я провела рукой по подолу. – Из лунного полотна.

– Хорошо, что из лунного. Ее полуночная сестра подарила бы кровавую рубашку, которую не отстирать никакими силами. Ну ладно, – он махнул рукой. – Полюбовались друг дружкой, и хватит. А теперь по домам.

Словно послушный его приказу, водяной занавес пришел в движение. Обе фигуры расплылись и размазались по сумеречному серебру, и только какое-то маленькое пятнышко подрагивало на краю зрения и мешало отвести глаза.

С некоторым усилием я подняла руки и потерла лицо. И только сейчас поняла, что роговица у меня высохла, а под веками саднит немилосердно.

Проморгалась. Пятнышко из поля зрения никуда не исчезло.

Перед самым моим носом плясал на тонкой нити оранжево-черный бересклетовый глазок под гофрированной розовой юбочкой.

280 год от объединения Дареных Земель под рукой короля Лавена (сейчас)

На берегу под ивами, где я не так давно прикапывала свое барахло, меня ждал сюрприз в лице Кукушонка. Вернее, сюрприз спал в тенечке, завернувшись в чужой плащ.

Я растолкала его, теплого и сонного.