И был полдень. И нещадно палило солнце, словно не май стоял на дворе, а самый разгар июля. И живописная процессия показалась из-за холма. Из-за одного из холмов, кои окружали деревню и вершины коих оставались свободными от растительности (в силу необъяснимых причин) и оттого всегда выглядели черными, дав, собственно, название деревне. Во времена незапамятные, еще до горульских войн…

Словом, был полдень. И работники, ускользая от жары, направлялись с полей в благодатную тень. Заслуженный отдых! Тут-то они и увидели, как надвигается со стороны Реккеля грозная процессия.

Во главе кавалькады на прекрасном белом коне восседал человек, при виде которого замирало все живое. Работники, как по команде, оборвали праздную болтовню и смех. Всадник выглядел как одушевленное проклятие Господне. Весь в черном, сухой, как осока, в шикарных сапогах из юфти, в черной шляпе с высокой тульей – покрой "охотник за ведьмами". В мрачном седоке легко угадывался шпион либо вершитель правосудия. В пользу последней версии говорил состав кавалькады – шесть разномастных молодцов в красно-желтых мундирах, видных за милю – как лягушка на скатерти.

Мундиры губернаторской стражи.

Сельчане сразу все поняли:

– За овцепасом приехали!

Два дня назад Мариус поставил подпись под своим смертным приговором. После этого Уго как сквозь землю провалился. В сыром подвале, отбиваясь от армады черных злобных мышей, Мариус жил смутной надеждой.

Староста волновался не на шутку. Непоседа Вилли куда-то крепко запропал. Староста допускал непредвиденные осложнения, но всему есть предел. Трехдневное отсутствие – это уже слишком. Ведь Непоседе ясно было сказано: передать информацию губернатору – и тут же назад, не теряя ни часа. Поэтому старосте и не нравилось, как развивается ситуация.

В частности, ему не нравилось исчезновение грамотея Уго.

Но вот голопузый и сопливый Ральф, сын Белого Ульфа, летит со всех ног в облаке пыли и вопит что есть мочи:

– Едут, едут!

И староста, наконец, расслабляется. Надевая парадный кафтан с остатками галуна, он выходит за ворота, чтобы во всеоружии встретить чиновника из Реккеля. Старосте тревожно, он не любит оправдываться, но чутье подсказывает: все обойдется. Дурачок Мариус запуган и болтать лишнего не станет. Вчера староста сам, уже без Уго, имел с овцепасом разговор и накрепко вбил в эти деревянные мозги все, что считал нужным.

Но, несмотря на весь свой опыт, староста испытал поносный страх, едва взглянув в лицо приезжему чиновнику. Это было лицо трупа. И, сдавалось, жизнь покинула его давненько. Тусклые бесцветные глаза, тонкие ввалившиеся губы, острый выдающийся подбородок. Увидев такого красавца, да еще и худого, как скелет, староста невольно попятился. Но тут же овладел собой и со льстивой улыбкой, чуть не переломившись надвое – насколько позволяло брюхо – подкатился к важному гостю с грацией инвалида, объевшегося кислицы:

– Добро пожаловать в Черные Холмы, ваше превосходительство!

Чиновник непринужденно соскочил со своего белоснежного жеребца чистейших гисланских кровей – тут же один из красно-желтых стражников подхватил поводья. Впившись в старосту леденящим взором, чиновник просипел голосом Короля Сквозняков:

– Я – следователь Рогер Кафербас из Главной Канцелярии губернатора. Надо полагать, вы – староста данного поселения?

– Точно так, ваше высокопревосходительство. Зовут меня Ури Боксерман, – с легким трепетом ответствовал староста. Ничего себе! Из Главной Канцелярии! Дело принимает серьезный оборот! Осторожность, староста, и еще раз осторожность. От такого вурдалака хорошего не жди.