Уго позволил себе фамильярную улыбку.

– Есть резон. Уж поверьте, любезный господин Боксерман, не просто так. За просто так, вы же знаете, и чирей не вскочит.

Уго ловко ввернул одну из любимых поговорок старосты и довольно ухмыльнулся.

Старосту чрезвычайно раздражало, что он не владеет ситуацией. Его бесили подначки Уго. В предложении грамотея он чуял скрытый подвох. Разглядеть его пока не мог, но надеялся, что опыт, сын ошибок трудных, рано или поздно поможет.

Староста чуял недоброе за версту. Он на этом деле железные зубы заработал.

Насмешки Уго староста решил пропускать мимо ушей. Тот, кто правит, должен уметь владеть собой. Для выпускания пара существуют другие ситуации. Тем более, что выгода в предложении Уго просматривалась очевидная. Сначала староста подумал, что вся эта волокита с протоколом – лишняя трата времени. Но, пораскинув мозгами, увидел достоинства идеи. В своей многогранной жизни староста десятки раз был свидетелем того, как неожиданно проявляют себя люди в отчаянных ситуациях. Чертов Мариус может выкинуть невероятный фортель. А бумага лишит его возможности импровизировать. Бумага пришпилит его к месту, как Господь Бог – грешников в аду.

Таким вот порядком Уго (в своей знаменитой хламиде) и староста (поглотивший свой сычуг) оказались у огромного амбара. Здесь, в подвале, и мариновали Мариуса, этого лиходея.

Амбару, казалось, нет конца и края. В дальних его углах царила темень, оттуда доносились чавкающие звуки. Носферату, демон ночи, выжидал там, пока не зайдет солнце. Амбар был сработан явно не для нужд села. Размеры помещения превосходили все мыслимые нужды. Если бы в Рениге водились слоны, сюда могло бы войти несколько видных экземпляров. Снаружи амбар выглядел, как потешная крепость. Узкие бойницы, никаких окон, вокруг – ров. Красная черепичная крыша. Построено по инициативе и под личным руководством Ури Боксермана, старосты. Зачем – пес его знает.

Уго припомнил интерьер самой мрачной тюрьмы в стране – замка Альтер на полпути от Густана к Хальбронну. Такая же гнетущая обстановка царила и в амбаре деревни Черные Холмы. На всю жизнь в память Уго врезались надпись на стене каземата в замке Альтер: "Пусть Бог спасет от тех, кому веришь. От тех, кому не веришь, спасешься сам". Как славно сказано – и как актуально, подумал Уго, глядя на старосту.

Спускаться в сырое подземелье господин Боксерман не захотел. Да, наверное, и не смог бы. Не пролез бы в отверстие. Караульные подняли Мариуса на поверхность. Златокудрый красавец был связан, бледен и нервозен. На мир смотрел глазами, расширенными от чувств. Красоте его при задержании односельчане нанесли некоторый урон: правая часть лица почти вся посинела, а где не посинела – там кровоточила. Убийц в Черных Холмах не жаловали.

Не обращая никакого внимания на Уго, как будто того вовсе не существовало, Мариус уставился на старосту, оцепенев от ужаса. Парень, похоже, не ждал ничего хорошего как от визита первого человека деревни, так и от жизни в целом. Да и кто в его положении считал бы себя везунчиком?

Но надежда умирает последней. На этом Уго и собирался сыграть.

Староста распорядился принести стол. Караульные из Черных Холмов имели бы хорошие шансы в чемпионате мира по подноске предметов. Во дворе староста расположиться не захотел. Предпочел интимный полумрак амбара. Светобоязнь у него, что ли? Из угла амбара, мерцая желто-зеленым, на непрошеных гостей смотрели глаза Носферату.

– Ничего ведь не видно, – заметил Уго, устраиваясь для письма.

Староста приказал: "Да будет свет!" Караульные вприпрыжку доставили для ученого человека факелок, который угнездили на импровизированную подставку. Лишние уши были тут же отосланы прочь.