– Я расскажу, – она накрыла его руки своими, – но тебе и вправду не стоит так волноваться – ничего страшного со мной не случилось, никто меня не обижал, и я никому ничего не должна.

– Ты правда все расскажешь?

– Да, но давай не в лесу, поехали в мой старый дом? Я там так давно не была, наверное, все мои цветы завяли.

– Сделаем так, как ты скажешь, – смиренно согласился Бон.


Сумерки нежными волнами накрыли покинутый дом с катушкой ниток на флюгере. Зыбкое ощущение прозрачности материи, которое было таким естественным для Дома-без-границ, здесь, в прежнем жилище Ткачихи, ощущалось чем-то чужеродным. В Риате все было настоящим, крепким, фундаментальным – в этом мире не было легкости звездного мерцания и трепетного колебания воздуха, но в этот момент как будто граница между двумя мирами треснула: вид ее старого дома, объятого вечерним туманом, заставил Теону на секунду поверить, что она снова там, где прожила последние годы. Синяя дверь манила протянуть руку и открыть ее. Теона молча поднялась на крыльцо. От порыва ветра тихо скрипнули висящие на цепях качели. Она достала ключ, спрятанный под кашпо у входа, повернула его в замке и, прежде чем толкнуть дверь, на секунду замерла. Привычное, но такое забытое действие. Она тихо прошла на кухню. Через стеклянную стену на небе виднелась полная луна. Над столом слегка покачивалась пустая жердочка Этина. После возвращения она видела его всего несколько раз на воронятне замка. Теперь там уже не могли отказаться от белоснежного ворона, ссылаясь на его уродство, ее пернатый друг был героем. А кем же все-таки была она?

– Если ты не против, не будем зажигать свечи? – обратилась Теона к вошедшему за ней Бону.

– Хорошо, – спокойно, но чуть тревожно ответил он.

В доме было прохладно – никто давно тут ничего не готовил, не разжигал камина и не запускал дневное тепло в открытые окна. Теона чуть поежилась, плотнее закутываясь в плащ. Она остановилась перед окном спиной к Бону и посмотрела вдаль. Впервые за долгое время она вновь почувствовала на себе отличительные знаки, которые носили все выпускницы Ордена Дочерей Ночи – клеймо Луны и Солнца на плечах, – наказание за причастность к роду Тасмин, которое больше никому не грозит.

Первые месяцы после того, как она своей рукой внесла запись в Книгу Времени, ей не верилось, что татуировок больше нет. Она постоянно смотрелась в зеркало, чтобы проверить, что кожа на ее плечах по-прежнему девственно чиста. Со временем это ощущение, будто чего-то не хватает, ушло, забылось, и вот теперь, оказавшись в своем прежнем доме, вместо ощущения силы о себе напомнила ее давняя слабость, ее старая тюрьма. Но ей не хотелось больше бежать – все, что с ней случилось, было ее историей. Оставалось лишь надеяться, что однажды она сможет перелистнуть страницу и начать жить с чистого листа, не открещиваясь от прошлого, но и не живя лишь им.

Теона резко развернулась и схватилась за спинку стула, как будто отгораживая себя от чего-то:

– Когда вы поставили подпись-свидетельство своей кровью, – без лишних вступлений начала она, – я понимала, что силы во мне остается очень мало, и потратила ее на то, чтобы вернуть вас домой. Я надеялась перенестись в замок вместе с вами, но, к сожалению, меня потянуло совсем в другую сторону. Сила, уносящая меня, была настолько мощной, что даже остатки крови Зрячего не помогали преодолеть это притяжение. Было ощущение, что два неистовых ветра пытаются разорвать меня на части. Эта агония длилась бесконечно. Все, о чем я молила, – чтобы это закончилось и я скорее предстала перед Великим Черным, который возьмет за руку и проведет меня через Лунные Врата. Боль, которую я испытала в подвале и на поляне, показалась укусом комара по сравнению с тем, что творилось тогда. А потом я очутилась в Доме-без-границ. Точнее, тогда я не поняла, где очутилась, – все вокруг было странным, враждебным, зыбким. Вокруг никого – лишь гулкая ночная тишина и эхо моих шагов. Я блуждала по коридорам, пытаясь понять, куда попала, но в итоге ходила кругами, стуча в двери, которые исчезали у меня перед глазами. Я не знала, получилось ли у меня отправить вас домой, не знала, где я и что мне делать, – это было мое первое наказание за самовольность. Не должны смертные вмешиваться в игры богов.