– Конечно! За золотом; за блестящей пылью, за огромными пылающими самородками, большими, как ведро с водой. Вот за чем мы едем, конечно.

– Полагаю, Джек, ты сразу поймешь, когда найдешь его? и Дюплин слегка улыбнулся.

– Да любой дурак знает, что такое золото.

– Ну, я знаю. Но, как я уже собирался сказать, я не думаю, что есть необходимость ехать в Калифорнию за тем, что мы можем получить поближе.

– Что, Дюплин, что ты имеешь ввиду? потребовал Уайт, внимательно глядя в лицо друга.

– Нет, Берр; я честный человек, если не сказать хороший. Тебе не стоит опасаться ничего подобного. Но я расскажу вам все сейчас, при одном условии. Обещайте мне, что никто из вас не проронит ни слова о моей тайне, пока не пройдет год. Это, я имею в виду, при условии, что вы откажетесь принять мое предложение, ибо если вы его примете, я знаю, что вы будете молчать. Ну как, вы согласны?

– Я полагаю, мы можем, Берр?

– Да, хотя я не так давно знаю тебя, Дюплин, я верю, что ты честный человек. Тогда я обещаю тебе, под честное слово человека, что никогда, ни словом, ни знаком, ни намеком не выдам того, что ты доверил мне как тайну.

– И я говорю то же самое; я поклянусь в этом, если хотите, – добавил Тиррел.

– Нет. Я могу доверять вам и без этого. Ну, тогда слушайте! Мне показалось, что я услышал шаги, – предостерегающе пробормотал Дюплин.

– Наверное, это из лагеря, – предположил Берр, поднимаясь на ноги и внимательно оглядываясь по сторонам. – Я ничего не вижу ближе, чем там.

– Может быть, и так; наверное, я нервничаю. Я не хотел бы, чтобы кто- нибудь подслушал то, что я собираюсь сказать, потому что, хотя этого и достаточно для нас троих, но все равно это немного разделит поезд.

– Это?

– Под этим я подразумеваю то, что я нашел – то, на что я наткнулся сегодня днем, когда возвращался в лагерь. Мальчики, я нашел россыпь!

– Что? – заикались оба молодых человека, совершенно изумленные, хотя их мысли уже возвращались к какому- то подобному откровению.

– Это правда, я нашел золотую россыпь, карман, обычное месторождение золота, – пыхтел Дюплин, его глаза пылали.

Уайт пристально вглядывался в лицо Дюплина, словно пытаясь понять, не сошел ли тот с ума. Джек Тиррел переводил взгляд с одного на другого, тоскливо почесывая свою курчавую шевелюру.

– Да, вы только подумайте! Обычная золотая жила, полная самородков такой чистоты, что их можно различить почти с точностью. Я мог бы набить свои карманы за час.

– Где это, где? Пойдемте туда, пока никто не украл! Давай, гром и молния, парень, почему ты не идешь? – пробормотал Тиррел, наполовину раздражаясь.

– Спокойно, Джек, – и Дюплин отчаянным усилием успокоил его ликование. – Ты хочешь, чтобы весь поезд бежал за нами? Нет, нет; мы должны действовать хитрее. Я все спланировал; слушай, и я скажу тебе, что мы должны делать.

– Подожди, Пэйли, – спокойно прервал его Берр. – Начни с самого начала и расскажи все. Во- первых, как ты нашел этот карман?

– Вы знаете, что сегодня рано утром я вышел на охоту. Но мне не повезло, и уже за полдень я не успел выстрелить. Потом я подстрелил козла, после часа работы, пробираясь по скалам. Он упал в пропасть, и очень скоро я нашел проход, по которому можно было идти дальше. Но это была тяжелая работа, и не успел я добраться до долины, вернее, котловины, как начал искать воду. В полумиле от нее я увидел русло ручья и направился к нему. Так оно и оказалось, хотя воды в нем не было. Я отправился вверх по его руслу, надеясь найти водопой или что- то подобное. Примерно через милю русло стало расширяться и становиться более мелким. Тогда я понял, что если найду воду, то только копая ее. В десятке мест я копал, но все было сухо. В одном месте я продолжал копать, пока не сделал яму глубиной почти до плеча, так как песок был прохладным и влажным. Нож наткнулся на камешек, который показался мне галькой, я вытащил его одной рукой и отбросил в сторону. При этом солнечный свет блеснул с той стороны, куда попал мой нож. Я посмотрел – это был тот самый камешек, что у тебя, Уайт, – и увидел, что это золото! – И, приостановившись, Дюплин поспешно смахнул пот со лба, хотя ночной воздух был прохладным и бодрящим.