Да, все они жили неподалёку от названного театра в одном из живописных двориков старого Петербурга, которые можно сравнить разве что с одесскими коммуналками. Ирина не раз видела Семёна, выгуливающего любимого кокер-спаниеля и попутно обсуждающего с кем-нибудь из попавшихся со свободными ушами жителей кооператива очередные наболевшие проблемы. Но в компанию дворовых сплетников Ирочка записываться не спешила. Мало того, питерские дворики Старого города сами являлись своеобразной достопримечательностью Питера: чего стоит хотя бы в нескольких местах облетевшая штукатурка казённого цвета после очередного капитального ремонта или вековечные выбоины асфальта, грозящие достичь глубины Марианской впадины.

В этот раз острый Семёнов взор упал на сиротливую фигуру одинокой женщины, никуда особо не спешащую, значит, готовую выслушать Сенины мудрые мысли.

С той поры, когда Ирочка перебралась в дом артистов из пригородного Мурино, прошло много времени, но в этом кооперативе люди не очень-то старались знакомиться с соседями. То ли время уже было такое, когда каждый житель находил отраду и самоуспокоение, всецело отдаваясь болоту интернета и телеящика, то ли ещё что, но народ не спешил наводить знакомство с соседями. Нехорошей плесенью на общей спокойной поверхности творческого болота артистов был только болтливый Сеня и ещё два-три похожих на Щипаревича «рупора истины».

– Простите, можно вас задержать на секундочку? – полувопросительно обратился к ней Семён. – Я часто вас вижу во дворе, но ни разу на собраниях кооператива не встречал.

– Простите, – ехидно передразнила его Ирина. – Я должна ходить на собрания, чтобы обязательно познакомиться с вами?

– Вовсе нет, – смутился Семён. – Я думал, что каждого жителя нашего кооператива интересует благосостояние именно того места, где он проживает. Не зря же наш жилищный кооператив считается образцовым!

– Образцовым? – удивилась Ирина. – В какой же статистической, семитской или рейтинговой палате это отмечено? И чем же не устраивает вас наше образцовое жильё, позвольте узнать?

– Очень даже устраивает, – замахал руками Семён. – Вот только председатель наш выбран, мягко говоря, опрометчиво.

– Ольга Михайловна? – Ирина удивлённо пожала плечами. – Я знаю Богданову давно. Она неплохой балетмейстер. По её рекомендации меня взяли в секцию копирования известных картин, за счёт чего я, в общем-то, и живу. Она помогает одиноким жителям нашего дома, в частности, выбивает для них материальную помощь в соцобеспечении. Где и как Ольга Михайловна вам дорогу перебежала?

– Сразу прослеживается непосещение кооперативных собраний! – парировал Семён. – Если бы вы потрудились посетить хотя бы какое-нибудь последнее собрание, то у вас сразу пропало бы беззаветное доверие к Богдановой. Да и танцовщица она – так себе, право слово. Я свою дочку никогда в её балетный кружок не отдам.

– Знаете, любезный, – оборвала его Ирина. – Вы, вроде бы, мужчина. А чем постоянно занимаетесь? Я вас вижу только как выгуливающего свою собаку и сообщающего тайные мысли на ушко подвернувшимся слушателям. Богданова, конечно, не такая, как известная всем Майя Плисецкая, но я знакома с успехами её учеников, и не вам ей кости мыть. Вы, любезный, сами-то можете похвастаться хоть чем-нибудь? Своей работой? Или «перемывание костей» – ваша истинная работа? А дочку, естественно, вы отправите учиться в Сионистские Штаты Америки. Так? Всё же, не мешало бы вам хоть немного уважать председателя кооператива. Тем более, что Ольга Михайловна вдвое старше вас.

Ирина резко повернулась и направилась к выходу из двора. Но упрямый Семён догнал её и извиняющимся тоном промямлил: