Военное дело, безусловно, занимало особое место в жизни шляхетского сословия ВКЛ, в том числе и гродненских дворян.

Укоренившаяся в среде шляхты, как раз в период XVI—XVII веков, идеология сарматизма, обосновывающая особое происхождение местной элиты, якобы отличной по крови от крестьян, была проникнута культом силы и воинской доблести. Шляхтич-сармат просто обязан был быть настоящий рыцарем, защитником отчизны и своей веры. Продемонстрировать свои боевые навыки благородный воин мог во время посполитого рушения, то есть всеобщей военной мобилизации шляхты.

Наплечник гусара Речи Посполитой XVII века. Гродненский историко-археологический музей.

Интересно, что сарматизм, в значительной степени, ориентировался на восточную культуру, и прежде всего это выявлялось в образцах одежды и вооружения.

Одним из заметных проявлений сарматской культуры, и её своеобразным символом, является теперь так называемый сарматский портрет, а одним из лучших примеров такого искусства – изображение Кшиштофа Веселовского, маршалка ВКЛ, основателя гродненского монастыря бригитток, где этот влиятельный сановник был похоронен.

Кшиштоф изображён в дворцовом интерьере. На вельможе достаточно строгая, но богатая одежда. На столе лежит шапочка с драгоценным украшением. В правой руке у Кшиштофа жезл – символ власти маршалка. Жезл украшает королевская монограмма Жигимонта Вазы. Левая рука покоится на рукояти сабли. Значение этого вида оружия вообще было чрезвычайным, так как сабля являлась одним из непременных атрибутов шляхтича, знаком его благородного происхождения.

Кшиштоф Веселовский. Портрет из монастыря бригитток в Гродно, 1636 год. Национальный художественный музей Беларуси.

Тут уместно вспомнить, что английский путешественник Уильям Кокс, посещавший Гродно и другие города региона во второй половине XVIII века, получил от местного дворянина совет носить оружие, если путешественники действительно принадлежат к дворянскому сословию. Сарматизм всё ещё процветал в местной культуре и контраст ментальности литовских шляхтичей с ментальностью образованного английского джентльмена, или даже короля польского и великого князя литовского Станислава Августа, можно заметить и в мемуарах Кокса, и в воспоминаниях последнего монарха Речи Посполитой.

Сабля короля Станислава Лещинского, XVIII век. Национальный музей в Кракове.

Тут следует ещё отметить важный элемент сарматизма – веру в республиканский строй, и желание ограничить власть короля. Подобные идеалы могут выглядеть чрезвычайно прогрессивными, в рамках периода существования Речи Посполитой, однако именно шляхетская вольница, в итоге, и погубила эту могучую европейскую державу.

Кроме милитаризма, в фундаменте идеологии местной шляхты лежал и ещё один важнейший элемент. Основой мировоззрения литвинского дворянства была вера, и несмотря на религиозную толерантность, наличие в стране шляхты православного, протестантского, униатского вероисповедания, всё же наиболее предпочтительным, для продвижения по карьерной лестнице, в период XVII—XVIII столетий, был именно католицизм. Не случайно поэтому, что гродненский староста Фредерик Сапега, живший в первой половине XVII века, перешёл в католичество, перестав быть «схизматиком», и даже заложил в Гродно монастырь доминиканцев, как бы демонстрируя тем самым свою активную поддержку католической веры.

Стоит тут отметить и могучий гродненский род Воловичей, родовой усыпальницей которых была старинная Пречистенская церковь, построенная ещё в XII веке. Но уже в XVII веке все заметные представители этого дома являются католиками, и в их рядах находится даже глава католической церкви ВКЛ, виленский бискуп Евстафий Волович.