В силу этого возникает критика анализа как извне, так и изнутри психоаналитического отношения в форме сопротивления анализу. Обе они сходятся на том, что анализ представляет собой практику слишком отвлеченную от жизненных реалий субъекта, практику, которая оперирует со слишком абстрактными материями. Это приводит к его восприятию как излишне токсичной форме социального взаимодействия, поскольку эти несвойственные субъекту условия его речи воспроизводятся благодаря второму золотому правилу – правилу абстиненции, при помощи которой анализант специально депривируется, подвергается фрустрации, что в конечном счете позволяет поддерживать в нем определенный уровень тревоги. Анализант лишается пресловутой поддержки и возможности получать успокаивающее удовлетворение его якобы естественных потребностей в понимании и любовном отклике. Все это в конечном счете признается негуманным и опасным, якобы способным субъекта психотизировать и в еще большей степени дезадаптировать. Результатом таких воззрений и становится появление тех новых форм психоанализа, о которых было упомянуто выше.

Сами анализируемые часто воспроизводят эту мифологию в своей аналитической речи, высказывая в адрес своего аналитика и анализа упреки и опасения. В части его искусственности субъект действительно испытывает неудобство, и даже невозможность, в силу того, что обнаруживает в себе неспособность высказать на кушетке то самое сокровенное и интимное, что как будто носит в себе, не будучи в состоянии открыть это никому и нигде более. Он сталкивается с тем, что на сессиях его речь оказывается весьма натянутой и надуманной, как будто бы действительно к его насущным нуждам никакого отношения не имеющей. Эта отвлеченность и абстрактный характер, конечно, не какая-то там иллюзия, оно и действительно имеет место быть. И многие субъекты, изначально не возлагающие на анализ больших надежд и не имеющие серьезных аналитических намерений, зачастую обнаруживают неспособность терпеть эту черту практики и анализ досрочно покидают. Однако справедливости ради надо отметить, что это важнейший продуктивный компонент анализа, без которого продвижения к его окончанию просто невозможно. Для того чтобы процесс распада воображаемых идентификаций был запущен и шел своим чередом, субъект вынужден раз за разом обнаруживать готовность в признании несостоятельности своей речи.

В связи с этим на определенных виражах анализа анализант склонен упрекать аналитика и анализ в целом в авантюризме и шарлатанстве. Именно в этом и заключается причина, по которой психоанализ всегда, с самого момента своего возникновения был отмечен неустранимым налетом этого самого шарлатанства. При этом важным является то, что этот авантюризм предстает не просто мелким наперсточничеством, но носит по истине монструозные масштабы, представая некой всеобъемлющей и всесильной машинерией, способной увлечь субъекта так далеко, что он окажется не в состоянии удерживать себя в допустимых рамках и непременно ввергнется во все тяжкие. Однако такие состояния анализируемого обычно длятся недолго и ни к чему подобному, ни к какому развязыванию привести не могут10. Никакой психотизацией работа с невротическим субъектом не грозит. Ну а к психозам аналитический метод в использовании образующей его и патогномоничной ему техники, техники, которая и делает психоанализ психоанализом – интерпретации, нацеленной на символизацию, – просто не применим.

Опять-таки, отметим злокозненность, производимую работой желания психоанализа, и на этом, кабинетном, уровне. Вместе с тем признаем и ее сугубую значимость для образования переноса на аналитическую практику как таковую. Не секрет, что именно яркий отсвет рискованности, стремление порвать оковы серых будней, оказаться по ту сторону обременительной и рутинной реальности, совершить бросок в неизвестность движет многими в решении припасть к сокровищам психоанализа. Альтернативная реальность, как уже было сказано, является для современности предметом одержимости, одновременно являясь ее структурным основанием. Ну а великие шарлатаны и мистификаторы никогда еще не переставали будоражить умы современников.